Невыносимая для Мерзавца - Евсения Медведева
– Давай-давай, Каратик, брызжи ядом, только помни, что операцию по спасению твоей хорошенькой задницы предложила я, – прижалась к его руке. – Вот бы сейчас проснуться, и мои родители тоже в курсе.
– Ты влюбилась, – гоготнула Костя и сел на высокий барный стул, рассматривая меня, будто и не узнавал вовсе. – Та заноза, которую я знаю с самого детства, уже глаза бы всем выклевала, доказывая свою правоту.
– Но это другое… Это не правота, не решение и даже не желание. Тут так не работает, Кость. Хочется орать на весь мир. Что я безумно счастлива, хочется смеяться, радоваться… Но при этому никому не говорить. Как считаешь, я схожу с ума?
– Ой, Вьюша-Вьюга, неужели умная мысль тебя все же догнала?
– Придурок! Я не дура. Ну, так… вспыльчива порою, суха на слово доброе, резка на мат, но безбожно красива, очаровательна…
– И скромна? – Каратик аж заходился от хохота.
– О своей скромности я часами могу говорить!
– Это точно, Вьюша, вот за это мы тебя и любим.
– Раз любишь, значит, скажи, где мой Мятежный, и какого фига его телефон весь день выключен? – я готова была схватить этого напыщенного будущего мэра за грудки и силой вытрясти правду! Чувствовала, что врёт… Он всё знает, и молчит!
– Это какой такой Мятежный? Тот засранец, что маленькими шажочками сожрал весь бизнес региона? – Костя перехватил меня за запястье, а потом сдёрнул со стула и крутанул вокруг своей оси, утягивая в танец. Подталкивал, медленно заводя в толпу друзей. – Тот, что стал занозой для всех? Тот, кого нельзя уговорить, сломать, переубедить? У него есть своё виденье на всё, а ещё у него стопятьсот аргументов, что белое – это чёрное, а жёлтое – это розовенькое. Ты про него?
– Да-да, – смеялась, вспоминая возмущения Славы, когда я затарила морозильник ванильным мороженым. Он час доказывал, что только лимонный сорбет имеет право на жизнь. Ходил красный как рак, пыхтел, ворчал, накидывал сотни аргументов, предостерегающих от животного жира. Но стоило мне поцеловать этого ворчуна, как вся магия его занудства растаяла. – Я про него.
– Тогда, может, это он? – шепнул Костя и снова прокрутил меня, фиксируя лицом к центральному входу, где стоял Мятежный. Он подпирал косяк двери, курил и с такой яростью испепелял взглядом Каратика, что стало страшно…
– Ах ты пакость! – взвыла разгневанной львицей и бросилась к нему. Мне было так всё равно на то, что подумают другие. Моё сердце вдруг снова забилось. В нём сила появилась, кровь такими толчками пульсировала в венах, что в глазах темнело. А ещё эти долбаные бабочки, покоящиеся где-то под сердцем, снова свой танец начали.
Меня крутило, в узел завязывало, из глаз текли слёзы. А Мятежный был спокоен, лишь раскинул руки, сгребая меня в свои объятия. Он закинул мои ноги за спину и прижал так, чтобы дуры-бабочки ощутили своего хозяина. И они притихли… Ощущала лишь легкий трепет их крылышек. Предательницы… Ведь они мои бабочки, тогда почему они подчиняются ему?
– Где ты был? – шептала, потираясь носом о колючую щетину.
– Бурю наводил, ведь ты отказалась писать сказку по всем правилам жанра.
– Это какой такой жанр? Ты когда успел в литературные критики заделаться? – вдыхала его запах, впивалась ноготками в шею, и глаза не могла открыть из-за слабости во всём теле. – У нас с тобой своя сказка, Мятежный.
– Согласен. Только принцесса у меня непростая.
– Боже! Это что за нежности ты мне тут говоришь? – я рассмеялась и оттолкнулась, чтобы в глаза ему посмотреть. Веки распахнулись, и я очумела… Замерла, как мёртвая. Дышать перестала… Смотрела в улыбающиеся лица родителей и поверить не могла. – Мам? Пап?
– Ну, здравствуй, дочь моя взрослая, да настолько, что решила не приглашать на свадьбу, – отец постучал костяшками пальцев по капоту машины. – А как же сундук с приданым?
– Пап! – я соскользнула со Славы и бросилась к родителям. Обняла их и стала целовать. Стыдливо заглядывала в глаза мамы, находя знакомые мне нотки сожаления. – Я просто так боялась…
– Дочь, хочешь секрет? – отец внимательно посмотрел на маму, словно дожидаясь согласия. И она кивнула. Быстро, не совсем уверенно. – Знаешь, как мы поженились?
– Ты влюбился, засыпал её цветами и бриллиантами?
– Нет, – хрипло рассмеялся отец и щёлкнул мне по носу. – Меня не приняли родители твоей мамы. Куда мне, хулигану и бедолаге из барака в пригороде, до девочки из семьи академиков? И я украл её.
– Что?? – охнула и покачнулась, но тут же меня поддержали. Слава оказался у меня за спиной, становясь крепкой и сильной опорой. – Ты шутишь?
– Нет, дочь. Украл прямо из филармонии, отвёз к своим родителям, где нам выделили крошечную комнату. Но твоя мама, привыкшая к иной жизни, даже слова в укор не сказала. Мы жили так год, пока её родители не поняли, что порой любовь сильнее всех преград. Так вот, мораль… Не создавай преграды своим детям, об этом позаботится жизнь.
– Чёрт… Я щас расплачусь, – заржал подошедший Вадя. Он обнимал Леську, театрально смахивая слёзы. – Всё? Лирическую часть можно считать завершённой? Или ещё поплачем?
– Вадь, а вот я даже не подозревала, что ты – мякиш из батона, – прижалась к своему мужчине, украдкой следя за реакцией родителей.
– Вот же ж нагадала себе Славика! – всхлипывая, сказала мама, рыдая в голос, а потом спрятала лицо на плече отца.
– Кто такой этот загадочный Славик? – Мятежный нагнулся, пронизывая меня своим взглядом.
– Ой, затёк, это будет эпичное знакомство…
Глава 41
Мятежный
Моё сердце до сих пор траурный марш отбивает, как только вспоминаю сегодняшнее утро. Спустился со второго этажа, и всё… Черные круги перед глазами, паника и чувство пришибленности. Прямо у последней ступени стоял… СКЕЛЕТ!
Я чуть Богу душу не отдал, хотя ни в Бога, ни в душу не верю, но в тот момент я был так близок к духовности, готов поклясться, что над головой нимб вспыхнул!
Мало того, что этот белоснежный хрен стоит тут и косточками светит, так ещё и ухмыляется, хвастаясь добрым десятком отпечатков женской губной помады. А потом этот тооооненький, как остриё копья, смех моей Груши добил меня окончательно.
– Знакомься, милый! Это Славик!
Славик, мать вашу…
В моём доме поселился грёбаный совершенно обнаженный Славик! И съезжать он не планировал. Мигрировал то в столовую, то чудом оказывался в кабинете. Да за выходные Верка из меня всю душу вытащила! Она так отчаянно пыталась сделать так, чтобы я привык к новому жильцу
