Развод. Игра на выживание (СИ) - Коваль Лина

– В центре? – переспрашивает озадаченно Никифорова. – Я сама её сегодня не видела, но Яна Альбертовна была с утра, потом уехала домой. Плохо себя чувствует.

– Что-то серьёзное? – хмурюсь.

Вчера всё было отлично. Позавчера она немного перебрала винного варева, которое наколдовала Стоянова. На весь дом несло гвоздикой так, что мне самому сделалось дурно.

– Я не знаю, Богдан. Думаю, просто не здоровилось. Бывает.

– Ладно. Прошу прощения за беспокойство.

– Всё в порядке. Звоните, если нужно, – участливо произносит Каролина.

После обмена любезностями снова долго смотрю на взлётную полосу. Может, у Яны что-то с телефоном? Забыла? Разбила? Утопила?

Всякое бывает.

Перелёт проходит гораздо хреновее, чем я рассчитывал.

Тело штормит люто и, по всей видимости, поднимается температура. Сосед справа все два с половиной часа над землёй весело храпит и норовит по-братски устроиться на моём плече, чем непомерно раздражает. Выдыхаю, только когда приземляемся и разлепляемся с ним, как сиамские близнецы.

Из аэропорта сразу еду домой. Постукиваю по рулю костяшками пальцев и раздражаюсь каждому запрещающему знаку светофора.

Посматриваю в зеркало, щёки горят, в глазах пелена. По-хорошему лечь бы и поспать. Надеюсь, получится.

Кинув машину у ворот, оставляю сумку на заднем сидении и, забросив руки в карманы, направляюсь к дому.

Переступив через порог, зову:

– Ян.

Тишина.

Скидываю обувь и куртку.

– Яна, – мой голос распространяется практически эхом.

Покачав головой, прохожу в гостиную и замираю на пороге.

Янка сидит на полу, обнявшись с собственными коленями. Светлые кудри раскиданы по оголённым плечам, бретелька от топа болтается в районе предплечья. Веду взгляд дальше и зависаю на красивых, тонких лодыжках.

Затем меняю выражение лица от удивления, когда рассматриваю кучу прозрачных осколков рядом с хрупкой фигурой жены.

– Ты чего? – спрашиваю обеспокоенно.

Жена приподнимает лицо. Стирает прозрачную влагу с надутых щёк и жалобно выговаривает:

– Я тебя ненавижу, Соболев!

Глава 47. Богдан

Невозмутимо прохожу дальше и усаживаюсь слева от неё, сгребая хрупкое тело к себе поближе.

Она пахнет необычно. По-новому!

Янка размещает подбородок на моём плече и тихонько всхлипывает. Её дрожь передаётся мне, словно наши организмы, встретившись после разлуки, синхронизировались.

– Иногда так тебя ненавижу, – повторяет, вручая мне… тест на беременность.

Охреневаю от приливающего в кровь тестостерона и аккуратно извлекаю белую полоску из тонких пальцев. Жадно рассматриваю.

Это сложно, потому что башка гудит после перелёта.

Но…

…

Хмурюсь, ничего не понимая.

– Отрицательный, – замечаю очевидную вещь, которую она наверняка и так знает.

– Я в курсе, – жалобно произносит мне в подмышку.

– Хмм…

Моя жена – это самый непредсказуемый человек в этом тысячелетии. Чудо, не иначе, – думаю я. Как можно ровнее замечаю: – И чего ты ревёшь? Ты же не хотела ещё детей?

– Не хотела…

– Учиться собралась, администрацию поиметь…

– Угу.

Хнычет.

– Так… всё хорошо, родная? – снова уставляюсь на одну яркую красную полоску.

Пиздец.

Стараюсь унять внутреннюю волну разочарования, которая так или иначе, всё равно обрушивается вместе с тяжёлым покрывалом из усталости.

Яна отрицательно мотает головой.

Упрямица моя.

– Ну, что не так? – переспрашиваю.

– Всё не так…

Неожиданная догадка озаряет затуманенный мозг, и я собираюсь засмеяться, но потом сжимаю губы.

– Будешь работать…

– Ага.

– Учиться…

– А как же?

– Никаких больше детей, – вздыхаю с улыбкой и получаю отчётливый шлепок по животу.

– Ненавижу, – шепчет, тоже теперь смеясь.

– Главное, что при этом любишь.

– Конечно, люблю, Соболев.

– Это взаимно.

Приподнимаю двумя пальцами узкий подбородок и целую мягкие губы, сразу толкаясь внутрь языком.

Мычу, когда она отклоняется.

– Я вчера весь вечер думала, что беременна. И сегодня… полдня.

– Понравилось? Быть снова беременной от меня? – спрашиваю, целуя бьющуюся венку на шее.

– Сначала жутко разозлилась. Потом расстроилась, честно, – заглядывает мне в глаза. – А ночью… гладила живот и представляла его… или её.

– И как?

– Это ведь… тоже наш. Как Маша и Ваня! Родной, крохотный, беззащитный малыш. И я его там, в темноте ночи уже полюбила. Всей душой. Приняла и полюбила, – ревёт. – Понимаешь, Дань?

– Конечно.

– А я не беременна, – разочарованно стонет

Вздыхаю и успокаиваю как могу. Поцелуями и ласковым шёпотом.

Пожалуй, вот такие минуты, как сейчас – это то самое время. Те самые мгновения, за которые можно многое отдать и всё-всё вытерпеть.

Кульминация нашей близости. Прорастания друг в друга.

Яна Соболева, в девичестве Шацкая, маленький стойкий оловянный солдатик плачет, потому что на свете есть то, с чем она не может справиться и заставить плясать под свою дудку.

Что же это?!

Природа, мать её.

– Хочешь забеременеть? – спрашиваю, пытаясь реально оценить свои силы в данный момент.

– Нет, – испуганно вглядывается в моё лицо и вспыхивает, словно сказала неуместность. – Я хотела только этого ребёнка, другого не хочу.

– Ладно, – снова целую розовые губы.

– Ты чего такой горячий? – обеспокоенно начинает покрывать поцелуями моё лицо и оглаживать ладонями скулы.

– А чёрт его знает, – пожимаю плечами равнодушно.

Потом Яна смотрит на меня подозрительно, и выгибает брови:

– А ты где был-то, муж?

– Я…

– Только не заявляй, что в гостинице и на переговорах…

– Блин…

– Только попробуй соврать, Соболев. Я вчера с отцом поругалась, собрала детей и уехала так стремительно, что даже сумку забыла. Слава богу, ключи от дома запасные в машине были.

– Поругалась?!

Яна мой вопрос игнорирует и продолжает:

– Я на взводе. Ещё с беременностью этой. Просто убью тебя, а потом буду жалеть.

– За что убьёшь-то?! Огласи приговор.

– Потому что обманываешь, – выговаривает с обидой. – Ты ведь не у женщины какой-нибудь был?

– П-ф-ф…

Смеюсь, потирая висок свободной рукой. Сознание уплывает с каждой секундой.

– Какие женщины, Ян? Ты серьёзно?

– Шучу, выдыхай, Соболев. Знаю я, что не изменяешь, но ты мне всё-всё расскажешь!

– Ладно, всё-всё расскажу, – передразниваю. – Можно только переоденусь и приму горизонтальное положение?

– Конечно, – кивает она и мгновенно подскакивает. – Я случайно бокал разбила. Надо будет перед тем, как дети вернутся убрать.

– Уберёмся, – говорю, тоже поднимаясь.

Голова кружится, поэтому единственное на что способен, пересаживаюсь с пола на диван и стягиваю футболку.

– Я, пожалуй, здесь полежу.

– Тебе настолько плохо? – сужает глаза.

– Да нет, на диване удобнее.

– Соболев…

– Не мельтеши, Ян.

– Ну-ну. Пойду за жаропонижающим. – провожаю взглядом её длинные ноги и счастливо отрубаюсь.

Когда снова открываю глаза, за окнами темно, а Яна сидит в кресле напротив. Занимается, ученица моя.

В шёлковой ночной сорочке и в очках.

Смешная.

Себя же в школе мне напоминает.

Всегда была неприступная, красивая. Глаза умные, вкрадчивые. Сначала «нет» говорила, но смотрела так… многообещающе.

– Ты проснулся? – отклоняет взгляд от тетради Яна. – Как себя чувствуешь?

Пытаюсь уловить какие-либо изменения в своём теле. Жара не ощущаю, ощутимого гула в ушах, которым мучился весь перелёт, тоже.

– Отлично.

– Я разобрала твои вещи, – проговаривает, не спуская глаз с моего лица. – Они пахнут больницей.

– Возможно.

– Ты ведь не заболел как-то серьёзно? – во взгляде проплывает беспокойство.

– Не дождёшься.

– Богдан, – предостерегающе произносит.

– Ну, что ты? – поднимаюсь с дивана и озираюсь.