Кэрол Маринелли - Жена моя, королева
Завиан сказал очень немного, но она поняла, что он сказал больше, чем когдалибо говорил, и, после секундного колебания, кивнула.
— Уверена, у вас многое лежит на душе, — мягко произнесла Лейла. — Я тоже вспоминала сего дня своих родителей. Но вы испытали горечь утраты совсем недавно… Я принимаю ваши извинения.
Завиан хотел возразить, что, вообщето говоря, не извинялся. Или извинялся? Должно ли извинение обязательно включать слово «извините»?
— Если народу будет приятно, что его новый король остается с ним надолго, я готов согласиться на месяц, — продолжил он свою речь. — С другой стороны, народ Кьюзи тоже захочет провести больше времени со своей новой королевой. Поэтому я предлагаю: вернувшись из пустыни, мы не отправимся сразу после официального приема в Хейдар, а задержимся на неделю тут.
Что он делает? Губы Завиана спокойно выговаривали слова, а в душе бушевала буря. Он связал себя на шесть недель: неделя в пустыне, неделя здесь, месяц в Хейдаре. Шесть недель с ней… шесть вместо двух… шесть недель с женщиной, которая так нагло бросила ему вызов! С женщиной, которая не опускает глаз, которая даже сейчас продолжает смотреть ему прямо в глаза и говорит спокойно и мягко:
— Я сочту за честь возможность отдать свое время народу Кьюзи и ближе узнать его.
— Хорошо, — отрезал Завиан.
Она продолжала смотреть на него, и у него возникло сильное желание сорвать с нее покрывала и увидеть, как выглядит та, которая ближайшие несколько недель будет делить с ним ложе. Но он, естественно, так не поступил. Вместо этого Завиан открыл дверь, и Акмаль опять чуть не получил по лбу.
— Думаю, вы все слышали, — сказал Завиан. — Мы останемся в Кьюзи еще на неделю после официального приема. Потом королева и я проведем месяц в Хейдаре. Вы можете передать эту информацию прессе вместе со свадебными фотографиями.
Лейла коротко кивнула и вышла из комнаты. А Завиан стоял выпрямившись, со сжатыми челюстями. Лейла на секунду остановилась.
— Когда новый прессрелиз будет написан, принесите его мне на утверждение, — велела она Акмалю. И добавила, обернувшись к Завиану: — Я люблю лично проверять все, что передается в прессу. Уверена, вы поступаете так же.
Завиан не успокоился даже тогда, когда вертолет, который должен был доставить их в пустыню, оторвался от земли. Как Лейла решилась войти в его покои и так безапелляционно требовать объяснений? Как смела диктовать ему, что разумно, а что нет? Как рискнула говорить с ним, как равная с равным? Ведь он — король Кьюзи, богатой, процветающей страны, где добывают и нефть, и редкого качества изумруды. Страны прогрессивной, где народ процветает, ведомый сильным правителем. Это ее страна нуждается в нем. Это жителям Хейдара требуется сильный лидер, который мог бы вывести их из мрака средневековья.
Завиан был зол и на себя. За то, что стал давать ей объяснения, принял ее правила игры, чтото обещал. Ему не очень нужна была жена, и уж точно не нужен был близкий человек. Ему вполне хватало общества себя самого.
Вид золотой россыпи песков внизу не утешил его. Бейджа, ее первая дама, летела с ними, и он почувствовал молчаливое неодобрение придворной, когда взял руку своей молодой жены и был приятно удивлен, увидев тонкие длинные пальцы и красивые, ухоженные, покрытые лаком ногти. Снять бы с нее покрывала и посмотреть, что за подарок лежит в его брачной корзине.
— Нас ожидает пир, — сказал Завиан и улыбнулся про себя, когда Лейла моргнула опущенными ресницами. Потом он наклонился, заглянул ей в глаза и увидел в них, впервые за все это время, волнение. Это его обрадовало. — А потом у нас будет другой праздник, — добавил он.
От вертолета до входа в огромный шатер была проложена ковровая дорожка. Люди, прислуживавшие королю, когда он приезжал в пустыню, вышли приветствовать их. Сейчас слуг было больше, чем обычно, — горничные Лейлы прибыли сюда и тоже приветствовали королевскую чету.
Было чтото непривычное в том, что у входа в это жилище рядом с его туфлями стояли ее украшенные драгоценными камнями туфельки. Обычно Завиан приезжал в пустыню один. Иногда он привозил с собой какуюнибудь любовницу, но, как правило, это было место, куда он удалялся, чтобы побыть наедине с собой.
А теперь он женат.
По потолку и стенам шатра было развешано множество колокольчиков. Их звон должен был предупреждать молодоженов о приближении слуг. Они звенели и сейчас, когда королевская чета следовала по коридорам во внутренние помещения. Воздух был напоен ароматами цветочных лепестков, разбросанных по толстым персидским коврам. Шелковая штора была отдернута. Завиан наблюдал, как Лейла вступила во внутреннее помещение. Оно было украшено традиционно: развешанные по стенам ковры, низкие диваны с богато вышитыми шелковыми подушками. Старинные зеркала в золотых рамах отражали мерцающий свет свечей и масляных ламп. На низком столе их ждали золотые тарелки с изысканными блюдами и кубки с напитками для свадебного пира. Один из лучших музыкантов Кьюзи играл на национальном инструменте каноне свадебные мелодии.
Все было замечательно.
Так почему же она не произнесла еще ни слова? Может быть, слишком устала? Может быть, думает, что шатры в пустынях Хейдара выглядели бы жалкими по сравнению с этим жилищем?
«Или, — подумал он, увидев приближающуюся Бейджу, — Лейла взволнована изза того, что ей скоро предстоит первая брачная ночь?»
Завиан молча смотрел, как Бейджа разворачивает, один за другим, слои золотых тканей, окутывавших фигуру его жены. Когда большинство покрывал было снято, у Завиана перехватило дух. Он совсем неправильно представлял себе формы, которые теперь постепенно открывались ему. Эти нежные женские изгибы привели его в восторг. Он медленно обошел вокруг Лейлы, откровенно любуясь ею. Похоже, ночь будет совсем не такой ужасной!
На Лейле было украшенное драгоценными камнями платье, которое доходило ей до колен, открывая стройные ноги. Ее кожа была удивительно бледной, даже для представительницы королевской семьи Хейдара.
Бейджа уже снимала вуаль, скрывавшую ее лицо. И когда его жена предстала перед ним, полностью освобожденная от покровов, Завиан на секунду забылся.
Лейла оказалась волшебно прекрасна!
Такой тонкой, благородной красоты он не мог себе даже вообразить. Длинные, вьющиеся, черные как вороново крыло волосы падали ей на спину и плечи, обрамляли нежное лицо. Ее щеки были нежнорозовыми, губы полными и мягкими и чутьчуть дрожали. Только это дрожание и выдавало ее волнение. Она была так очаровательна, так хрупка, так женственна, что Завиану даже показалось, что он неверно понял сказанные ею раньше резкие слова. Конечно, он не так ее понял: из этих губ могли исходить только сладкие, ласковые речи.
