Джан Макдэниел - Подарок

Ласки эти довели ее до того, что она, истомившись, взмолилась:

— Саймон!

Он вдруг отпрянул от нее и тоскливо проговорил:

— Кажется, у нас проблема.

— В чем дело?

— Ох, бэби, лучше нам остановиться.

— Остановиться сейчас? — недоуменно спросила она.

— Да… Будь я проклят, но у меня с собой ничего нет. Пойми, Ярдли, я не думал, что сегодня настанет счастливый момент, что ты согласишься…

Она нахмурилась.

— И мы должны отказаться?.. Послушай, Саймон, все это пустое. Разве может нас сейчас что-то остановить?

— Но этого требует здравомыслие. Каюсь, виноват, не думал, что все так пойдет. Что ж делать… Слишком много времени прошло с тех пор, когда я не забывал о подобных вещах. Да и вообще, по правде говоря, редко пользовался презервативами.

— Почему?

— Мне казалось, что это мешает живому ощущению.

— А теперь?

— Теперь у меня в жизни появилось нечто более дорогое, чем просто чувственность. Так что подобных пустяков я могу и не замечать. — Она прикоснулась к молнии на его джинсах. — Ярдли, ты с ума сошла? Я уже длительное время не имел ни с кем физических контактов и уверен, что здоров, но следует опасаться и другого. Ты ведь знаешь, как шустры эти сперматозоиды…

— Ох, раз дело только за этим, то знай, Селина накупила целый ящик презервативов. Они там, наверху, в ванной.

— Почему же ты раньше не сказала, я бы принес…

— Нет, в такой тьме тебе не найти дороги, да ты и не знаешь, где они лежат. Сама схожу. Возьму свечку и поднимусь. Я скоро.

— Ну, спорить тут мне не приходится. Как скажешь, дорогая.

Встав, она отыскала блузку и накинула на плечи. Вдали от камина по коже ее пробежал озноб. Даже шум дождя, до сих пор казавшийся ей явлением, только усиливающим уют, сейчас навевал образы студеного предзимья, а потому она поторопилась, шагая чуть не через ступеньку, а когда достигла цели и разыскала так пригодившиеся вдруг пакетики, мысленно возблагодарила сестру за столь своевременную заботу.

С презервативами в одной руке и свечой в другой она спускалась по лестнице и прошла ее почти всю, как вдруг у нее закружилась голова. Посветив вниз, она увидела, что осталось пройти две ступеньки, но в глазах у нее потемнело, и она не решилась сделать следующий шаг. Прильнув к перилам, схватилась за них, стеклянный подсвечник, выпав из руки, покатился вниз.

Услышав звон, Саймон вышел из гостиной и спросил в темноту:

— Ярдли? С тобой все в порядке?

Затем прошел на кухню и уже возвращался со стаканом воды и спичками. Он поднял и зажег свечу, осветил лестницу и, заметив разбитый подсвечник, бросился к Ярдли.

— Что случилось?

— Ничего страшного. Просто я поторопилась, оступилась в потемках и чуть не упала. Прости, что напугала тебя.

Саймон пристально смотрел на нее, она почувствовала, что он ей не верит, подняла руку и помахала тем, за чем ходила. Он от души рассмеялся, раскаты его смеха отдались в дальних уголках дома.

— Так чего мы ждем? — спросил он, отсмеявшись.

— Действительно. Дождемся, что вернется Селина со своим обезьянье-овощным коллективом.

После этих слов Саймон помог ей спуститься вниз. У подножия лестницы он подхватил ее на руки и отнес в гостиную.

— Там осколки стекла на полу, — сказала она, — это небезопасно. Может, мне стоит пропылесосить.

— Потом, — сказал он. — Тем более что и электричество отключили.

— Ох, я и забыла.

В гостиной он положил ее поближе к камину и, с некоторым сомнением, проговорил:

— Послушай, Ярдли, может, тебе еще раз сходить к этому доктору, у которого ты была. Ты ведь уже не первый раз теряешь равновесие.

— Что, я так плоха? Да я никогда в жизни не чувствовала себя лучше, честное слово. И врач сказал, что со мной все в порядке.

— Говоришь, никогда в жизни не чувствовала себя лучше? Хммм… Я не должен упускать столь редкостные минуты.

И он быстро стянул с себя джинсы и трусы, после чего, не мешкая, возлег рядом с нею, обнял и готов был овладеть ею, но прежде склонил голову и начал целовать так, будто целует впервые. Она тоже почувствовала это, переживая удивительное состояние, о котором можно было бы сказать, что это почти невозможное, а потому недолгое равновесие между страстным желанием и стремлением к покою.

— Вот о чем я думал все последнее время, другие мысли просто не лезли мне в голову, — проговорил он, овладевая ею, и, почти уже без голоса, добавил: — Ты вся такая шелковая… и слаще меда.

Время потеряло счет. Сколько его прошло, расплавленного их радостью и наслаждением?..

Но вот, почувствовав, что улетает, Ярдли теснее прижалась к нему, будто боялась, что ее унесет в поднебесье без него. И оба они побывали там, в небесах, оставаясь на месте, где и приходили после всего потихоньку в себя, усталые, но невероятно счастливые.

Они долго лежали, не двигаясь. Его голова покоилась на ее груди. Она удивлялась тому, что почти не чувствует своего тела. Наконец он поднял голову, погладил ее по лицу, по волосам и нежно поцеловал в губы.

— Ну, Ярдли, скажи, что нам делать? — заговорил он. — Разве мы можем расстаться? Нам так хорошо вместе, мы просто не имеем права потерять друг друга.

Она отвела глаза, что еще ей оставалось? Он говорит лишь о физическом наслаждении, а не о ней самой. Она надеялась, что он не заметит, как дрожат ее губы. Только одна вещь свела ее с Саймоном: она любит его. И хорошо понимает, что одно слово, нечаянно сорвавшееся с ее уст, способно в эту штормовую ночь отвратить его от нее навсегда… Он приблизил губы к ее уху и прошептал:

— Со мной никогда еще такого не было. Ни с кем. Правда.

— Совпали химические составы, так, кажется, объясняют это современные ученые, — пробормотала Ярдли и прикусила нижнюю губу.

Он приподнялся, разыскивая на полу свои боксерские трусы.

— Я сейчас вернусь. Лежи так, не двигайся.

Ярдли стянула с дивана пушистое кремового цвета покрывало и, набросив его на себя, откинулась на подушки. Из головы у нее не выходило то, что случилось с ней на лестнице. Да нет, она просто слишком торопилась, вот так и получилось. Сейчас-то она чувствует себя просто великолепно.

Услышав, как где-то там, за пределами комнаты, Саймон напевает мелодию в стиле кантри, она улыбнулась. Кстати, куда он подевал стакан с водой, с которым появился из кухни?

Нет, на самом деле он добрый. Она уже всем сердцем признала это. Но способен ли он избавиться от своих комплексов и обид, чтобы полюбить не кого-нибудь, а женщину из рода Киттриджей?

У нее похолодело на душе, стоило только подумать, что Саймон никогда не признается в чувствах, которые испытывает к ней и которые можно прочитать в его глазах. А ей просто необходимо, чтобы он объяснился. Интересно, долго ли она сможет обходиться без этого?..