Элеонора Глин - Причуды любви

Этельрида несколько взволнованно ответила, что она очень рада этому, и с нервной поспешностью стала говорить, что ей хочется поскорее показать ему свои книжные шкафы, так как в их распоряжении очень мало времени.

— Да, у нас всего только коротких полчаса, если вы мне разрешите остаться так долго, — сказал он.

В руке у него были «Сонеты» Шекспира в очень старом издании. Книга была великолепно переплетена в мягкую кожу, и на ней красовалась монограмма леди Этельриды, заключенная в небольшой филигранный медальон тончайшей работы. Маркрут прежде всего передал ей этот том.

— Я заказал переплет для этой книги уже давно, неделю тому назад, но до вчерашнего дня боялся, что вы не позволите мне преподнести его вам. Я не собирался дарить книгу в день вашего рождения, а хотел преподнести ее вам в знак нашего доброго знакомства.

— Она прекрасна! — восхищенно сказала леди Этельрида.

— А вот там, на вашем письменном столе, лежат книги, которые и есть мой подарок ко дню вашего рождения, если только вы захотите сделать мне удовольствие принять его.

Она с радостным восклицанием бросилась к столу.

Книг было шесть. Томик Ренье, два тома Мюссэ и три тома избранных произведений английских поэтов. Леди Этельрида с восторгом рассматривала их; и эти книги, в мягких кожаных переплетах с золотыми монограммами, тоже были произведениями искусства.

— Какая красота! — воскликнула она. — И смотрите, они по цвету подходят к моей комнате, как это вы угадали… — она вдруг умолкла и опустила глаза.

— Однажды за обедом вы мне сказали, что ваш любимый цвет лиловый, а любимые цветы — фиалки. Разве мог я это забыть? — и он позволил себе на шаг приблизиться к ней.

Этельрида не отодвинулась. Взяв томик английской поэзии, она стала переворачивать страницы. Бумага была необыкновенно хороша, а печать — чудо искусства! Леди Этельрида подняла изумленные глаза.

— Я никогда раньше не видела этого издания, — сказала она. — Все произведения, которые я люблю, собраны здесь в одном томе! — и открыв титульный лист, где обычно печатается название издательской фирмы, она увидела напечатанные золотом следующие слова: «Леди Этельриде Монтфижет от Ф. М.».

Густая краска залила ее нежное лицо, она не посмела поднять глаза.

Френсис Маркрут рассудил, что еще рано говорить ей о том, чем было полно его сердце, так как один неверный шаг — и все могло быть потеряно. Поэтому он удержался от искушения заключить ее в объятия и только сказал:

— Я подумал, что вам будет приятно иметь в одном томе все любимые вами стихи, и вот я собрал их и отдал напечатать в том порядке, в каком, мне казалось, вы бы хотели. И мои усилия вознаграждены с лихвой, так как я, по-видимому, сумел доставить вам удовольствие.

— Удовольствие! — воскликнула она, взглянув на него, и тут вдруг поняла, что для того, чтобы выполнить такую работу, потребовалось немало времени, не говоря уже о деньгах, между тем как они встречались всего только раза два или три до того, как он в первый раз приехал к ним на обед. Когда же он все это заказал и что все это значило?..

И Маркрут прочел ее мысли.

— Да, — просто сказал он, — с самого первого момента, как я увидел вас, леди Этельрида, мне показалось, что в вас воплотился мой идеал женщины. Я заказал эти книги через два дня после того, как мы встретились с вами в Гластонборне, и если бы вы отказались принять их, я был бы очень огорчен.

Этельрида была так тронута каким-то новым, неведомым ей чувством, что в первый момент даже не могла ответить. Маркрут с радостью наблюдал ее смятение, но не сказал ни слова — ей нужно было дать время.

— Это очень, очень мило с вашей стороны, — проговорила наконец Этельрида, слегка задыхаясь от волнения. — Еще никто никогда не делал мне такого восхитительного подарка, хотя, как сегодня утром вы сами видели, все очень добры ко мне. Как я могу отблагодарить вас, мистер Маркрут? Я, право, не знаю.

— Вам совсем не нужно благодарить меня, прекрасная леди, но могу ли я… позволите ли вы мне прийти сюда снова, хотя бы завтра? Я хочу рассказать вам, если только вас это заинтересует, о жизни одного человека. А сейчас я должен напомнить, что полчаса прошли и мы должны идти вниз.

Этельрида взглянула на часы и пришла в себя. Но она была слишком искренна, чтобы напускать на себя холодность или отказаться от новой, странной радости, которая вдруг вошла в ее жизнь, и потому сказала:

— Хорошо, когда завтра после завтрака все пойдут гулять, вы можете прийти.

И, не говоря больше ни слова, они вышли из комнаты, но при повороте в коридор, который вел в другую часть дома, Маркрут внезапно нагнулся и с величайшим почтением поцеловал ее руку; затем, пропустив ее вперед, повернул направо и исчез по направлению к своей комнате.

ГЛАВА XXVIII

Зара вначале решила никуда не идти. Она была в каком-то оцепенении, и ей казалось, что она не в состоянии будет вести какие-либо разговоры. Утром пришло письмо от Мимо, в котором излагались подробности болезни Мирко. К письму было приложено и письмо самого Мирко, в котором он извещал отца, что на следующий день должна приехать маленькая Агата и что он написал пьесу, которой научила его мама, и ему очень хочется сыграть ее папе и Шеризетте. Этим кончалось письмо.

И пафос, который чувствовался в этих строках, больно отозвался в сердце Зары. Она не решалась даже заглянуть в будущее, ибо в отношении Мирко оно не сулило ничего хорошего.

Направляясь к себе в комнату с письмом в руке, Зара встретилась с Тристрамом, который был уже совсем готов ехать на охоту. Он остановился и холодно сказал:

— Вам следует одеться поскорее, потому что мой дядя очень пунктуален и выезжает всегда в назначенный час.

Затем, взглянув на конверт и увидев написанный по-французски адрес, он резко отвернулся, хотя тут же сообразил, что смешно волноваться из-за таких пустяков, так как у Зары, конечно, много знакомых иностранцев. Она же, увидев, как он отвернулся, рассердилась, несмотря на свое новое настроение. Зачем он так явно выказывает свою нелюбовь к ней? И высокомерно ответила:

— Я не собираюсь ехать; я устала и мне незнаком этот спорт; боюсь, что я буду жалеть бедных птиц.

— Мне очень жаль, что вы устали, — ответил он, тотчас же смягчившись. — Конечно, в таком случае незачем ехать. Все будут огорчены, но это пустяки. Я скажу Этельриде.

— Ничего, что я устала. Если вы думаете, что вашей кузине это будет неприятно, то я поеду, — и не дожидаясь ответа, Зара повернулась и пошла в свою комнату. А Тристрам, с горькой усмешкой на лице, стал спускаться по лестнице, и у подножья ее встретил Лауру.