Элеонора Глин - Причуды любви

Это благодаря его стараниям гости собрались в картинной галерее — он знал, что в длинном узком помещении гораздо легче отделиться от компании, чем в гостиной.

— Почему у Зары сегодня такой печальный вид? — спросила леди Этельрида. — За обедом я смотрела на нее и удивлялась выражению ее глаз — взгляд их был страдальческим…

Френсис нахмурился; в последнее время он был так поглощен собственными интересами, что ему некогда было замечать выражение глаз своей племянницы. Если же в ее глазах была какая-то особенная печаль, то, значит, она получила тревожные известия о здоровье Мирко. И Маркрут мгновенно решил не говорить леди Этельриде об этом. Доктор Морлей предупредил его, что конец болезни Мирко может быть только один, а если Мирко умрет, то зачем говорить о нем и раскрывать таким образом позорную семейную тайну? И Маркрут медленно ответил:

— Есть кое-что, что иногда ее тревожит, но это скоро пройдет, не обращайте внимания.

И леди Этельрида, недоумевая, перевела разговор на другую тему.

— Могу ли я передать вам книгу завтра утром, до отъезда на охоту? — минуту спустя спросил финансист. — Завтра ведь ваш день рождения, и все гости не преминут, конечно, воспользоваться этим случаем, чтобы сложить свои дары к вашим ногам. Я хотел сделать это сегодня, после обеда, но не смог, потому что мы с вашим отцом слишком долго играли в карты. Завтра же я ожидаю еще несколько книг, которые мне бы хотелось вам подарить.

— Это очень мило с вашей стороны. А мне хочется показать вам свою гостиную, чтобы вы убедились, что у ваших книг будет достойное помещение.

— Когда вы мне разрешите прийти туда?

Вопрос был поставлен прямо, и леди Этельрида почувствовала вдруг всю пикантность положения — ей никогда в жизни еще не приходилось назначать свидание мужчине. Она подумала.

— Завтра охотники выезжают в одиннадцать часов утра, и если будет хорошая погода, мы все поедем с вами. Так когда бы это было удобнее всего? — спросила она, предоставляя ему самому выбрать наиболее подходящий момент.

— Вы ведь завтракаете утром внизу?

— Да, всегда; а завтра, в мой день рождения, вероятно, все будут завтракать внизу.

— В таком случае, если я приду ровно в половине десятого, вы будете у себя?

— Постараюсь. А как вы узнаете, как туда пройти?

— О, у меня прекрасная способность ориентироваться. К тому же вы мне показывали ваши окна снаружи.

Леди Этельрида положительно почувствовала волнение при мысли об этом невинном свидании.

— Туда ведет лестница… Впрочем, нет… — она засмеялась. — Я вам больше ничего не скажу. Докажите вашу способность находить путь в лабиринте.

— Я найду его, будьте уверены, — сказал он и снова многозначительно заглянул в ее милые серые глаза. Леди Этельрида поспешно встала и повела его к остальным гостям.

Между тем лорд Эльтертон, не теряя времени, продолжал ухаживать за Зарой. После обеда он сразу же подошел к ней и предложил посмотреть картины. Он вполне был согласен с финансистом, что длинные и узкие комнаты бывают иногда чрезвычайно удобны.

Зара, довольная тем, что может отвлечься, охотно пошла с ним.

— Я наблюдал за вами во время обеда, — говорил лорд, — и думал, что вы представляете собой прекрасное олицетворение бури в вашем сером платье, причем ваши глаза можно было сравнить с грозовыми тучами…

— Да, иногда чувствуешь себя бурно настроенной, — отозвалась Зара.

— Люди скучны, потому что их обычно уже через полчаса видишь насквозь. Но вряд ли кто-нибудь когда-нибудь мог бы отгадать, о чем думаете вы!

— Никто никогда и не захотел бы отгадывать…

— Разве ваши мысли так мрачны? — и лорд Эльтертон улыбнулся, решив отвлечь Зару от ее мыслей. — Как жаль, что я не встретил вас давным-давно, потому что сейчас, конечно, я не могу сказать вам всего, что мне хочется, а то Тристрам опять приревнует. Ведь все мужья одинаковы!

Зара ничего не ответила, но в душе согласилась с ним, потому что с ревностью мужей была хорошо знакома.

— Если бы я был женат, — продолжал лорд, — то постарался бы сделать свою жену такой счастливой и так бы ее любил, что ей незачем было бы вызывать во мне ревность.

— Как вы легко говорите о любви. И что, по-вашему, собственно, значит любовь: когда доставляешь удовольствие себе или любимому существу?

— Обоим, — сказал лорд Эльтертон и так нежно заглянул ей в глаза, что старый герцог, стоявший поблизости, решил, что пора положить конец этим нежностям.

— Зара, я хочу показать вам портрет предков Тристрама с материнской стороны, — сказал он, подойдя к ним, и, галантно предложив ей руку, увел ее с собой.

— Да, — продолжал он, когда они отошли, — нравы меняются! Теперь уже совсем не то, что было во времена моей молодости. Послушайте, Тристрам, — подозвал он своего племянника, который стоял с леди Анингфорд, — пойдемте-ка с нами и помогите мне показать вашей жене ваших предков. Да, так вот я говорил, что нравы очень переменились с тех пор, как я привез сюда после свадебного путешествия свою дорогую супругу. В те времена я снял бы голову с каждого, кто осмелился бы взглянуть на нее! Вы же проводите время с этой пустой вертушкой Лаурой, а Артур Эльтертон ухаживает за вашей женой! Недурно, право! — и он укоризненно рассмеялся.

Тристрам саркастически улыбнулся и ответил:

— У вас старомодные взгляды, дядя. Впрочем, может быть, тетя Кориланда не походила на современных жен…

Зара молчала, но взгляд черной пантеры, погаснувший было в последние дни, вдруг снова вспыхнул в ее глазах.

— О, никогда не следует обвинять женщин, — сказал герцог. — Если они таковы, каковы есть, то в этом виноваты мужчины. Что касается меня, то я очень заботился о том, чтобы моя герцогиня любила меня. Да, знаете, смешно сказать! Я, по крайней мере, целый год ревновал ее даже к ее горничной.

И Тристрам подумал, что он пошел еще дальше, так как ревновал Зару к воздуху, которым она дышала.

Зара же продолжала молчать, и герцог понял, что между супругами есть какая-то очень серьезная рознь и что его вмешательство не поможет. Поэтому он обратил внимание Зары на портреты и переменил разговор; а Тристрам в первый же удобный момент отошел от них, вернувшись к леди Анингфорд, сидевшей у камина.

Лаура Хайфорд, оставшаяся с лордом Эльтертоном в конце длинной картинной галереи, почувствовала необходимость как-то отвести душу. Она не могла не говорить о том, что заполняло все ее мысли. Она уже поняла, что сделала непоправимую ошибку и не знала, как ее исправить, поэтому испытывала непреодолимую потребность говорить с кем-нибудь об этом.