Николай Попов - Лили.Посвящение в женщину

— Да как же так?! — изумленно воскликнул студент. — И мы будем сопровождать его на верную смерть?!

— Спокойно, мой молодой друг! Все равно ничего изменить нельзя. Честь превыше всего!

Слыша все это, Рогожин покрылся холодным потом. В его голове даже возникла спасительная идея, бросив все, немедленно вместе с Лили сбежать за границу. Но потом он представил шлейф позора, который будет сопровождать его до конца дней, и желание спасать свою жизнь любой ценой сразу прошло. «Никто не знает своей судьбы, а вдруг все обернется самым счастливейшим образом и пистолет в руке Да-лецкого в решающий момент дрогнет».

Часы мерно и звучно пробили три. Рогожин сделал усилие и порывисто поднялся с тахты.

Майор поглядел на него и, прищурив левый глаз, приветливо улыбнулся.

— Соснули малость? — спросил он.

— Да… — ответил Рогожин.

— Как себя чувствуете?

— Благодарю вас, ничего.

— А «ничего», так и великолепно! Прикажите-ка поставить самоварчик! Напьемся горяченького чайку, да и того, двинемся…

Рогожин позвонил. Вошел заспанный лакей, торопливо застегивая сюртук с приподнятым воротником, по-видимому надетый прямо на ночную рубашку.

— Чаю! — приказал Рогожин. Лакей молча кивнул и удалился.

— Надо, стало быть, за врачом ехать. Его нескоро добудишься! — вяло проговорил студент, сочувственно глядя на Рогожина. Допив вино, он шумно встал с кресла.

— Погодите! — остановил его Рогожин. — Я сейчас прикажу запрячь лошадей. — И, снова позвонив, велел явившемуся на зов лакею разбудить кучера.

Минут через двадцать лакей принес на подносе чай и доложил, что лошади готовы.

Студент наскоро проглотил стакан чаю, два раза обжегся, выругался и, схватив фуражку, отправился за врачом, согласившимся за 50 рублей присутствовать при дуэли.

Майор открыл ящик с новыми, только что купленными пистолетами и внимательно и сосредоточенно стал рассматривать их вороненые стволы.

Рогожин искоса поглядел на пистолеты и, нервно вздрогнув и заложив руки за спину, заходил из угла в угол. Сердце его слабо замирало и, может быть, от этого он чувствовал легкую тошноту и головокружение.

«Вот из одного из этих механизмов смерти я, возможно, через несколько часов буду тяжело ранен или даже убит. Господи, пронеси! Нет, я слишком ценен, чтобы Бог так нелепо позволил забрать мою жизнь какому-то беспутному развратному человеку!»

В воображении Рогожина отчетливо вырисовывалась лесная поляна, на которой еще не растаял осевший снег. Этот снег кажется прозрачным и голубым в брезжащих сумерках весеннего утра. Секунданты молча и сосредоточенно отмерили шаги и поставили его и Далецкого друг против друга. Он тупо и равнодушно ждет выстрела. Вот он грянул, но пуля пронеслась мимо… Легкий дымок рассеялся. Он по-прежнему стоит на своем месте, цел и невредим и, медленно поднимая руку, целится в противника… Из передней донесся звонок.

LV

Приехал врач — тщедушный и сутуловатый человек с преждевременной лысиной и тоскливым выражением на заспанном лице. Студент представил его Рогожину и майору. Врач пожал обоим руки и, взяв поданный ему стакан чаю, молча уселся в уголок к маленькому столику. Правда, перед этим он объявил, что сразу желает сверх положенного ему гонорара получить еще по столько же с каждого из дуэлянтов, на тот случай если ему придется кого-то из них оперировать. Рогожин тут же вручил ему сотенную ассигнацию — за себя и за Далецкого.

Начало уже светать. Ночная мгла за двойными стеклами громадных окон редела и таяла в лиловатых отблесках рассвета. Тени на потолке и стенах побледнели, и пламя горевшей лампы стало тусклым и красноватым.

Майор, вполне удовлетворившись осмотром пистолетной пары, захлопнул крышку оружейного футляра, щелкнул замком и решительно поднялся с кресла. «Отличные машинки. Из них стреляться одно удовольствие», — подумал он.

— Ну-с, господа, едемте!.. Пора!.. — сказал студент и пристально поглядел на шагавшего из угла в угол Рогожина.

Что-то неприятное, скользкое и холодное проскользнуло по спине Павла Ильича и заставило его судорожно и пугливо передернуть плечами. Недалекое, но загадочное и таинственное будущее промелькнуло неуловимым призраком перед его глазами и пахнуло в лицо своим ледяным дыханием. И в то же время Рогожин почувствовал полную апатию и равнодушие к этому будущему.

«Все равно! Что будет, то будет», — лениво подумал он. Но в сокровенных тайниках его души затеплилась робкая надежда, что он избегнет смерти и жертвой последней сделается Далецкий.

О, если бы и на самом деле произошло так!.. Все зависит от какого-то глупого случая, от каких-то мелочных и неуловимых причин.

— Едемте, едемте!.. — настойчиво и громко повторил майор.

Студент крякнул и напялил на затылок фуражку гвардейского покроя. Врач сумрачно нахмурил брови и старательно застегнул все пуговицы поношенного сюртука.

— Я готов! — необычайно звучным голосом произнес Рогожин и не узнал своего голоса, точно он принадлежал не ему, а кому-то другому.

Сопровождаемые лакеем, все вышли в переднюю, надели пальто, спустились с широкой лестницы, устланной бархатным ковром, прошли просторную швейцарскую и вышли к подъезду. Толстый кучер дремал на козлах, сдерживая вздрагивающих от утреннего холода лошадей.

Лакей задул колеблющееся пламя свечи, которую держал в левой руке, и задумчиво смотрел, как Рогожин и его спутники уселись в карету. Все чувствовали себя неловко, точно совершали какое-то нехорошее и предосудительное дело. Но вот дверцы кареты захлопнулись. Кто-то крикнул изнутри ее: «Трогай!» И карета плавно покатилась по мостовой в туманную даль утра.

Из Кремля слабо донесся благовест к заутрени, и в ближайшей церкви, потерянной среди каменных громадных домов, глухо и раскатисто прозвучал первый удар колокола. Лакей зевнул, перекрестил рот и, покачав в недоумении головой, отправился спать.

— Куда их нелегкая понесла? — пробормотал он, медленно подымаясь по лестнице.

LVI

Близ самой опушки Петровского парка уже стоял экипаж, в котором приехал Далецкий со своими секундантами. Жорж и барон фон Рауб, подняв воротники пальто и ежась от холода, сидели внутри. Далецкий же, размахивая руками, ходил взад-вперед по опушке, нетерпеливо поджидая карету Рогожина. Он разминался, словно гимнаст перед выступлением, и вообще в отличие от понурого Рогожина выглядел хватом.

Дело в том, что Далецкий, получив, к своему восторгу, право первого выстрела, был вполне уверен, что не промахнется на расстоянии десяти шагов и убьет Рогожина. Поэтому он был необычайно спокоен и даже весел. Артист боялся лишь одного, что Рогожин струсит и постарается каким-нибудь образом избегнуть дуэли.