Сын моего сына - Марина Вуд
Он отходит, и я слышу, как дверь за ним мягко закрывается. Остаюсь одна в этой огромной, холодной комнате. Всё внутри меня кричит, хочется убежать, спрятаться, но я знаю, что выхода нет. Тимур не оставил мне выбора. Моя семья не оставила мне выбора.
Слёзы подступают к глазам и начинают щипать в носу.
Тихонечко встаю и прохожу к окну. За окном темно, ничего не видно.
Ну что же, значит пока, я должна делать вид, что покорна. Должна притворяться, что приняла его условия, чтобы выиграть время и найти выход из этой ситуации. С этими мыслями я возвращаюсь к кровати, где мирно спит Даня, и ложусь рядом, стараясь уснуть.
2
Ангелина
В доме тихо, как в склепе. Это не то, что в нашей квартире, всегда шум и гам. Особенно по утрам, когда папа и его жена собираются на работу, а Юлька в институт.
Спускаюсь на первый этаж.
В огромной гостиной никого нет. Мельком оглядываюсь по сторонам — дорого — богато. Даже страшно жить. А вдруг что-нибудь испортишь? Или не дай бог, поцарапаешь? Один кожаный диван стоит, наверное, целое состояние.
Так, ну где хоть кто-нибудь?
Беру сына за руку и пройдя через гостиную, попадаю на кухню.
У плиты стоит невысокого роста седоволосая женщина в фартуке, и что-то помешивает в кастрюле, с таким сосредоточенным видом, будто готовит шедевр. Я понимаю, что это, скорее всего, домработница.
— Доброе утро, — говорю я, стараясь не звучать слишком навязчиво.
— Доброе, доброе! — Женщина оборачивается, ее лицо озаряет теплую улыбку. Она выглядит приветливо и деловито.
— Надеюсь, мы вам не помешаем? — осторожно подхожу поближе и усаживаю ребенка за стол.
— Конечно, нет! Я тут только начала завтрак готовить. Могу предложить вам что-то выпить? Кофе или чай?
— Чай будет отлично, — говорю я, чувствуя, что немного расслабляюсь от ее дружелюбного отношения.
— А кто-то тут у нас такой хорошенький? — женщина обращает внимание на смущенного Даню. — Как тебя зовут? — спрашивает она ребенка.
— Он не ответит, — подавлено говорю я, словно меня сейчас начнут ругать, что я никудышная мать и родила больного ребенка. Будто бы я заказывала родовую травму. До года он развивался очень быстро. Рано сел и пошел, но настораживало то, что он почти ничего не говорит. Ходила к логопедам и детским психологам. Они говорили — «рано», «подождите», «в садик пойдет и выговориться». И я ждала. Ждала до двух с половиной. Сейчас ему почти три. Мы занимаемся с нейропсихологом и логопедом, но прогресса пока особого я не вижу. У него полностью сохранен интеллект и достаточно большой пассивный словарный запас, но нет связной речи и от этого хочется биться головой о стену. Мне кажется, что было бы легче, если бы у него был какой-то конкретный диагноз. Ну, живут же на свете дети — аутисты, и дети с синдромом Дауна. Тогда хотя бы понятно, что с этим делать. Как развивать, а тут… Кричать хочется от безысходности.
В целом, я уже привыкла к осуждающим взглядам родственников и соседей, но все равно каждый раз объяснять, почему мой ребенок так плохо говорит, очень трудно и больно.
— У него задержка речевого развития, — объясняю я.
Женщина на мгновение замирает, словно обдумывая мои слова, но её улыбка никуда не исчезает. Она аккуратно опускает ложку на стол и подходит ближе к Дане, присев на корточки рядом с ним.
— Ничего страшного, — говорит она мягко, обращаясь скорее ко мне, чем к Дане. — Все детки развиваются по-разному. Я уверена, что он просто очаровательный мальчик.
Даня смотрит на неё с любопытством, но молчит. Его глаза внимательно следят за её движениями. Я чувствую, как волна облегчения проходит по моему телу. В доме действительно чувствуется атмосфера спокойствия и заботы, хотя всё вокруг кажется таким чужим и непривычным.
— Если хотите, могу приготовить для него что-то особенное, — предлагает она.
— Ка-сю, — отзывается сынок.
— Кашу, — отвечаю я, пытаясь не чувствовать себя неловко от такого внимания. — Это одно из немногих слов, которые он произносит.
— Ваш заказ принят! — женщина оживляется и возвращается к плите. — Сейчас всё сделаем.
Я смотрю, как она ловко управляется на кухне, с теплотой и вниманием, будто этот дом и его обитатели — её семья. Даня начинает понемногу расслабляться, его взгляд становится менее настороженным, и он даже слегка улыбается, когда женщина ставит перед ним тарелку с манной кашей и вареньем.
— Вот так-то лучше, — говорит она, нежно погладив Даню по голове, и снова обращается ко мне. — Кстати, мы так и не познакомились, я — Валентина Петровна. Можно просто, баба Валя.
— Меня Геля звать и можно на ты. А это — Даниил.
— Очень приятно, Геля, — тепло отзывается Валентина Петровна, будто уже давно нас знает. Она встает с корточек и присаживается за стол напротив нас. — Даниил — красивое имя.
Валентина Петровна создает вокруг себя атмосферу уюта и заботы, и это передается не только мне, но и сыну. Он спокойно ест кашу, не оглядываясь по сторонам, как обычно, когда находится в новом месте.
— Не переживай, Геля, — говорит Валентина Петровна, словно читая мои мысли. — Всё будет хорошо. Даня у тебя — умница, я это сразу вижу. Главное — терпение, и всё наладится.
Я киваю, пытаясь удержать слезы. Слова Валентины Петровны оказываются именно теми, которые мне сейчас нужны. В этой огромной кухне, с её уютом и теплом, вдруг становится по-настоящему спокойно. Казалось бы, чужой дом, а чувствую себя здесь как дома. Возможно, это из-за людей, которые умеют принимать других с пониманием и без осуждения.
— Спасибо, Валентина Петровна, — наконец говорю я, поднимая взгляд на неё. — Вы очень добры.
— Да брось ты, — отмахивается она, но в её глазах мелькает тёплая искорка.
— А вы давно здесь работаете? — спрашиваю я, чтобы поддержать разговор.
— Ой, да уж больше десяти лет, — отвечает она, наливая себе чашку чая. — Хозяин наш хоть и строгий с виду, но добрый. Дом большой, конечно, работы хватает, но я привыкла. В общем, не жалуюсь.
От упоминания о хозяине дома у меня невольно мурашки бегут по телу.
Она делает
