Лора Грэхем - Твоя навеки

Голубые глаза женщины затравленно забегали. Потупив взгляд, она вжала голову в плечи и дрожащим голосом ответила:

— Да.

— А-а, черт! — пробормотал Мик и вздохнул. — Разговорчик у нас, однако, получается… А больше вы ни о чем не хотите мне сообщить?

Глаза Фэйт Уильямс затравленно забегали по стене. Она явно была сбита с толку.

— Сообщить?..

— Да, сообщить. Например, где папаша вашего будущего ребенка? Знает ли он о предстоящем рождении младенца. Стоит ли ждать его внезапного появления и неприятных разборок или же он дал деру и в ближайшие лет сто можно не бояться, что он здесь объявится?

— Но это в самом деле не должно вас… не должно вас беспокоить, — слабо запротестовала Фэйт. — В любом случае я не стану вас тревожить. Ни вас, ни кого-либо другого.

— Не все в нашей воле, мэм.

Все-таки лучше сразу расставить все точки над «i», подумал Мик. Может быть, все уяснив, эта дамочка придет в себя, быстренько упакует чемоданы и поспешит обратно в свой солнечный Техас?.. Выдвинув ногой из-под стола табурет, Мик уселся на него, приготовившись к нудной, но, кажется, неизбежной и необходимой беседе.

— Поймите, — сказал он, от дома Монроузов до ближайшего населенного пункта тридцать шесть миль. А до единственного соседа, то бишь до меня, четыре с половиной мили, если по дороге. Еще дальше, в десяти и двенадцати милях отсюда, проживают семейства Лэйердов и Уайетов. Если с вами произойдет что-нибудь более серьезное, чем приступ головной боли, звонить за помощью придется соседу. Такой тут порядок. Он не нами заведен и не нам его отменять, вы согласны?

Мик поглядел на нее, и Фэйт, поколебавшись, кивнула.

— Так вот, вам придется несколько дней пожить у меня. Пока к вашему дому не будет подключено электричество, пока не будет заполнен резервуар с пропаном, пока у вас не установлен телефон, снятый после смерти прежнего хозяина. Не может быть и речи о том, чтобы я разрешил вам оставаться одной в нетопленом доме, не имеющем к тому же никакой связи с внешним миром. Если у вас было такое намерение — выбросьте его из головы. Впрочем, вы и сами не настолько упрямы, чтобы настаивать на этом. Теперь убедились, что меня это касается? Поскольку я ваш ближайший сосед и поневоле причастен ко всем вашим возможным неприятностям и проблемам. К тому же мой служебный долг заботиться о благополучии и безопасности всех обитателей этого округа, и с того момента, как вы вошли в их число, ваше благополучие и безопасность — моя забота. Я доходчиво объясняю?

Лихорадочно кусая нижнюю губу, женщина еле заметно кивнула:

— Я не стану доставлять вам неприятности, обещаю. Я бы вообще не хотела, чтобы кто-то из-за меня беспокоился.

Было в ее торопливом ответе что-то такое, от чего Мик лишь тяжело вздохнул. Ясности не прибавилось, наоборот, им все больше овладевала смутная тревога. Что-то здесь было нечисто, и готовность, с которой женщина соглашалась с ним, угнетала и ставила в тупик.

Задумчиво проведя пальцем по подбородку, Мик решил, что пора наконец заняться ужином. В конце концов, за эти десять минут он наговорил больше, чем за целую неделю службы. Да и не в его правилах давать людям советы, пусть каждый для себя все решает сам.

Но, поднявшись, он увидел ее скорбно опущенную голову, и его словно молнией ударило.

— Вы от кого-то бежите. От кого? — Женщина дернулась, как от удара, и беззвучно зашевелила губами. — Ну же, мисс Уильямс! От кого вы спасаетесь бегством?

Женщина подняла голову, и Мик пожалел о том, что задал этот вопрос, да еще таким прокурорским тоном: никогда прежде он не видел такого затравленного и безжизненного лица, а ведь перед ним сидела еще молодая женщина, и он помнил, что совсем не такой она была, когда он увидел ее впервые…

Судорожно набрав в легкие воздуха, срывающимся голосом Фэйт Уильямс ответила, словно выдохнув из себя остатки разодранной в клочья души:

— От бывшего мужа. Я убегаю от бывшего мужа…

Глава 2

Вообще-то следовало много чего еще выяснить, но у Мика не хватило духу продолжить свои расспросы. Вместо этого он проводил Фэйт в спальню для гостей, где и оставил вместе с ее чемоданами, парой свежих полотенец и советом одеться потеплее, прежде чем спуститься к ужину. Сам он наспех переоделся в поношенные джинсы, красную фланелевую рубашку, подбросил дров в печь, сложенную в коридоре между гостиной и столовой, и после этого занялся ужином. Предстояло разделить на двоих бифштекс, рассчитанный по большому счету на него одного, но тут Мик проявил щедрость, выделив гостье большую его часть.

То обстоятельство, что она бежала от мужа — бывшего мужа, если быть точнее, рождало целый ряд вопросов, но, вновь представив севе выражение ее лица, он усомнился, что сможет сейчас получить ответ хоть на один из них, а потому решил отложить беседу.

Подкладывая в печь дрова, Мик вспомнил, какой была Фэйт в то незапамятное время. Казалось, ее ждет безоблачное безмятежное будущее, по крайней мере, ему хотелось тогда в это верить… И вот, кого он видит перед собой теперь! Что же могло случиться?..

Ладно, не стоит раньше времени ломать себе голову. Немного терпения, и разгадка сама упадет ему в руки — так всегда бывало раньше, так будет и на сей раз. Чему быть, того не миновать, и хочет он того или нет, он уже влип в очередную историю.

Конечно, еще оставался шанс, что она вернется в свой Техас, и все ее проблемы разрешатся без его участия. Но она не вернется обратно. Мик это нутром чувствовал. Фэйт Уильямс останется здесь, а с ней — и все ее проблемы. И при этом у него не было никакой возможности увильнуть. Во-первых, он видит ее не в первый раз, хоть сама она его не помнит. Во-вторых, она на сносях и совершенно одинока. Ты уже связан по рукам и ногам, Мик Пэриш, сказал он сам себе. Он смачно выругался, и короткое хлесткое словечко громом раскатилось в тишине кухни.

В жилах Мика Пэриша бежала кровь шаманов. В детстве отец редко брал его на колени, но пару таких случаев Мик, а точнее Миках, как звали его в детстве, мог бы припомнить. Время от времени на Эймори Пэриша находил родительский зуд, и однажды в приливе отцовских чувств он поведал мальчику о его матери. Та была знахаркой из племени чероки. И дед Мика был знахарем и колдуном, чье имя индейцы произносили не иначе как с благоговением и трепетом. Самого Эймори Пэриша не волновала вся эта ерунда, и всякую магию он считал игрой болезненного воображения, но все же он счел своим долгом сообщить мальчишке, что его индейские предки были важными персонами, а не дерьмом собачьим, как порой уверяли Мика окружающие.

Для мальчишки, бросавшегося на каждого, кто называл его грязным индейцем, и заполнявшего одиночество чтением легенд о короле Артуре и романов Вальтера Скотта — ночью, под одеялом, при свете фонарика, — для этого мальчишки пара скупых фраз о его предках по материнской линии оказалась просто бесценной — он окончательно убедился, что не похож на других.