Гвинет Рамон - Доверие

— Но не каждый это понимает, — сухо сказал Мартин.

Он выпустил Санди из объятий и отошел, как будто ему было легче сказать то, что он собирался, на расстоянии.

— Мне нравилась Сесилия, но очень скоро я узнал, что у нее есть еще кто-то. Я же не хотел ее ни с кем делить. И мы расстались. Если она была уже беременна, то не от меня. Грубо говоря, если парень не хочет, чтобы его захомутали таким образом, он никогда не будет доверять девушке в таких вопросах. Если мне суждено иметь детей, я хочу, чтобы они были запланированными и желанными, а не являлись результатом неосторожности.

— Но если ребенок от другого, почему она обвинила в этом тебя?

— Только она может ответить на этот вопрос. Может быть, он был женат, — предположил Мартин. — А может быть, она его слишком любила, чтобы доставлять ему неприятности, а на меня она рассердилась за то, что мы разошлись. Все это было давно. Я думаю, она повзрослела и изменилась с тех пор. Но, когда мы были знакомы, ее характер был не столь хорош, как ее внешность. Я подозреваю, что она является женским вариантом бабника. Возможно, у нее было несколько любовников, но я слышал только о Лайоне.

Санди напряглась при этом имени:

— Лайон? Ты в этом уверен?

— Абсолютно. Почему ты спросила?

— Так звали поклонника Беатрис… он ее бросил.

Они молча смотрели друг на друга.

— Тогда все просто, — первым прервал молчание Мартин. — Ответ напрашивается сам собой. Сесилия не могла удержаться, чтобы не испытать свои чары на поклоннике сестры, и он увлекся ею. Позже, когда она забеременела, он решил бросить их обеих. Не могла же она сказать сестре всю правду, и тут подвернулся я. Но все это было бы неважно, если бы мы с тобой не встретились и не полюбили друг друга.

— Во всем этом мне видится лишь один выход: Сесилия должна придумать другую версию случившегося. Она никогда не сможет открыть Беатрис всю правду. Это бы навсегда разрушило их отношения, тем более что Беатрис уверена в их искренности.

— Я думаю, что есть выход из всей этой ситуации, — заключил Мартин. — Но меня больше интересуют наши с тобой отношения.

Он опять приблизился к Санди:

— Я собирался просить твоей руки через шесть месяцев. Я понял, что надо дать тебе время разобраться в своих чувствах. Но теперь в этом нет необходимости. Будем считать, что мы помолвлены, не так ли? Поженимся, как только уладятся все неувязки между нашими семьями. Ты согласна?

Санди обвила руками его шею:

— Честно говоря, мой самый близкий человек — Полли, а после нее — папа. К матери и сестрам я чувствую не более чем привязанность. Между нами так мало общего. Меня больше волнует мнение твоей матери.

— Возможно, если на яхте найдется для нас местечко, мы напросимся в круиз вокруг Европы вместе с мамой, Томом и всем их семейством. А за Джейн присмотрит Филомена.

— Это было бы потрясающе.

В глазах Мартина заиграла смешинка, и губы растянулись в улыбке:

— Но только с условием, что для нас найдутся две каюты, чтобы ты могла соблюдать свои принципы?

Санди засмеялась:

— Мои принципы не в том, чтобы хранить девственность до женитьбы, а только в том, чтобы отдать ее человеку, которого я полюблю, и желательно, не безответно. Поскольку эти условия соблюдены, я в твоей власти.

Мартин крепко прижал ее к себе.

— Esta noche, mi vida, — хрипло проговорил он по-испански.

Санди и без перевода поняла, что эту ночь она проведет в его необычной кровати со сказочными птицами.

Все время, пока Санди ездила по делам, она ощущала на своих губах вкус его поцелуев. Это было единственной реальностью. Встреча с тетей Джейн, радостно принявшей предложение Мартина, посещение ее домика в Аливенсе, переговоры со строителями — все проходило, словно во сне. Она вернулась в Сан-Плачидо к ужину и сразу отправилась в душ.

Санди стояла под прохладными струями воды, уже забыв о проблемах дня. Сейчас она слушала свое тело. Оно наполнялось неведомыми ей ощущениями и предчувствиями. Помогая воде омыть ее, Санди медленно провела по телу руками, с радостью ощущая его упругость, шелковистость кожи и изящество изгибов. Она поняла, что ей нечего стыдиться, ее тело прекрасно, и она готова подарить его Мартину вместе с любовью, которая переполняла все ее существо, словно шипучее вино, не оставляя места для других чувств, мыслей и желаний. Эта готовность заставила ее отказаться от белья: обсушившись мягким полотенцем, Санди надела прямо на голое тело легкое полотняное платье, застегнутое спереди на пуговицы. Затем она расчесала еще влажные волосы, оставив их распущенными по плечам, и спустилась в гостиную.

Мартин уже сидел за накрытым столом, но не приступал к еде, ожидая ее. Его глаза расширились, когда она вошла, и он медленно встал, сделал шаг ей навстречу и остановился. Еще никогда девушка не казалась ему такой прекрасной и желанной. Он сразу увидел, что ее наготу скрывает лишь тонкое полотно. И все понял без слов, еще до того, как заглянул в ее глаза.

Секунду спустя, почти страдая от мучительного желания, он крепко прижимал ее прохладное после душа тело к своему, горячему и напряженному. Целовал нежно и томительно, его язык, словно маленький горячий фаллос, проникал в ее покорно приоткрытый нежный рот, а руки осторожно расстегивали платье… Когда сдалась последняя пуговица, Мартин взял Санди за плечи и отодвинул от себя, чтобы увидеть все, что она до сих пор так целомудренно скрывала.

Санди не противилась ему, когда он спустил с плеч лямки платья, полностью обнажая ее тело. Она только прикрыла глаза, ощущая, как его горячий взгляд ласкает ее груди, живот, обжигает лоно…

Ее тело было еще совершеннее, чем он думал… Мартин впервые в жизни потерял дар речи. Она стояла перед ним обнаженная, закрыв глаза. А он, забыв руки на ее плечах, любовался длинными золотистыми ресницами, лежащими на побледневших щеках, скульптурными чертами прекрасного лица, полушариями молочно-белых грудей с розовыми пенками сосков… Светлые струи шелковых волос стекали на грудь, словно пытаясь прикрыть ее. И он нежно отвел их за спину девушки. Затем его взгляд опустился ниже, к девичьему животу с полукруглой впадинкой пупка… к тому сокровенному холмику, которого еще никто до него не видел и не касался… Он ощутил, как Санди задрожала и, испугавшись, что заморозил ее, снова прижал девушку к себе. Но она с неудовольствием ощутила холод пряжки на его ремне и ткань разделяющей их тела одежды.

— Я тоже хочу увидеть тебя обнаженным… — прошептала она, желая равенства.

Он молча начал раздеваться, не сводя глаз с ее тела. Санди, вспоминая, как он выглядел в бассейне, с закрытыми глазами прислушивалась к шороху снимаемой одежды, щелчку пряжки, звуку расстегиваемой молнии…