Наташа Данн - Аромат жасмина

— Я тебя поздравляю, сын! Должно быть, твоя избранница и в самом деле совершенно особенная леди. Мать прослезилась бы от счастья, если бы могла сейчас слышать наш разговор. А я-то, — тут старик внезапно погрустнел, — чуть было все тебе не испортил!

Мэдисон снисходительно улыбнулся:

— «Чуть» не считается. Слава Богу, нам удалось вовремя отозвать запрос, пока ему не дали ход.

— Аминь.

Только сейчас Мэдисон вспомнил про список, который держал в руке.

— Послушай, отец, почти четыре, а мне еще нужно сделать несколько звонков, да и дело Каллауэй пора закончить.

— Считай, что меня уже нет.

Тяжело поднявшись, Макки-старший оглянулся на сына.

— Удачи тебе, — сказал он на прощание и направился к двери.

Просмотрев несколько сообщений, Мэдисон увидел знакомое имя: Андреа звонила в его офис дважды. Оставалось только пожалеть, что об этих звонках ему не сообщили раньше.

В «Сандиал-Хаус» Мэдисону ответили, что Морин и ее помощница, должно быть, находятся дома, и он принял это за добрый знак: поддержка Андреа ему очень пригодится при разговоре с Моу.

Припарковав машину возле дома Морин, Мэдисон в отличном настроении поднялся на крыльцо и позвонил.

— Добрый день, — бодро начал он, как только дверь открылась, однако, увидев неприветливое выражение лица хозяйки, невольно сбавил тон: — Я бы хотел поговорить с вами по известному вам делу — с вами и с Андреа, разумеется…

— И у вас еще хватило наглости являться в мой дом!

Глаза стоявшей на пороге женщины загорелись ненавистью. Мэдисон невольно отступил на шаг, пораженный столь открытым выражением враждебности.

— Простите, что не сообщил о своем визите заранее, но это очень важно.

— Не стоило так спешить, мистер Макки, — ехидно заметила Морин, — мне уже позвонила приятельница из отдела городского планирования. Вам это ни о чем не говорит?

Мэдисон почувствовал себя так, будто его отправили в нокдаун.

— Мне жаль, что вам пришлось об этом услышать, но, уверяю вас, она поторопилась. Случилось недоразумение. Я и сам ничего не знал об этом запросе до сегодняшнего дня.

— В самом деле? Не хотите ли вы сказать, что его подписал какой-то другой Макки?

— Вот именно. Это был мой отец.

Мэдисон с невольным торжеством наблюдал за тем, как меняется лицо Моу, однако он не мог не заметить, что сомнения еще не вполне покинули ее.

— Я отлично понимаю ваше состояние, — ему не терпелось наконец покончить с досадным недоразумением, — и, если вы позволите, я готов немедленно все объяснить.

Несколько ужасных секунд Мэдисону казалось, что Морин сейчас повернется и уйдет, так и не дав ему возможности исправить положение; он смотрел ей прямо в глаза, стараясь передать взглядом всю искренность своих намерений. К его несказанному облегчению, из этого поединка он в конце концов вышел победителем. Молча, одним лишь жестом, хозяйка позволила ему войти и затем, проведя в гостиную, указала на кушетку, сама села в кресло напротив.

— Итак…

Мэдисон тут же изложил ей суть своего предложения, с удовлетворением наблюдая за тем, как возмущение в ее взгляде уступает место неподдельному интересу.

— Что ж, это заметно отличается от всего, что мне доводилось слышать прежде, но я не могу сразу принять решение. Мне нужно время подумать.

— Я и не жду от вас немедленного ответа. Просто мне хочется знать ваше впечатление от услышанного.

В глазах Морин зажегся лукавый огонек.

— Я уже сказала Энди, что приемлемое решение этого вопроса может найти только волшебник в обличье адвоката. Вы и впрямь способны творить чудеса, и теперь мне приходится признать, что я вас недооценивала. Послушайте, вы ведь в самом деле ее любите?

— А что, кто-то в этом сомневается?

На лицо Морин набежала тень.

— Боюсь, теперь не так-то просто будет об этом узнать.

— Только не говорите мне, что Андреа известно о чертовом запросе.

— Боюсь, что так.

Мэдисон вскочил:

— А где она сейчас?

— Наверное, уже садится в самолет до Нью-Йорка. — Моу с сочувствием посмотрела на своего гостя.

Когда объявили задержку рейса еще на час, Андреа вздохнула и устало прикрыла глаза. Зал ожидания аэропорта был переполнен, но она была слишком измучена, чтобы жаловаться на духоту и неимоверный шум, стоявший вокруг.

Мысли о Мэдисоне, ранее вызывавшие в ней только гнев, теперь обернулись острой сердечной болью, причиной которой явилось так много всего: горечь, сожаление, предстоящее одиночество… Андреа достала журнал, купленный здесь же, в аэропорту, и попыталась углубиться в чтение, но слова расплывались, превращаясь в бессмысленный набор символов. Ну как она могла так обмануться? И правильно ли поступила, решив уехать? Может, надо было остаться, чтобы встретиться с ним и сказать ему в лицо все, что она о нем думает?

Пустые фантазии! Больше им никогда не встретиться. Но как бы ни была она уверена в том, что приняла самое мудрое решение, ее сердце и дальше будет тосковать.

Андреа перелистнула страницу журнала. При всем стремлении оставаться спокойной и уверенной в себе ее не покидало чувство, будто все только на нее и смотрят, обсуждают ее, смеются над ней. «Дура! — словно бы шептали все вокруг. — Отдала тело и душу человеку, который играл с тобой, использовал тебя!»

Почему она сразу не смогла понять, что у него там, внутри? Андреа вспоминала вечер, когда увидела его с другой. Как он убедительно врал, объясняя случившееся простым совпадением! К тому же, как ни пыталась она посмотреть на вещи трезво, ей не удавалось стряхнуть со своих воспоминаний о проведенных вместе с ним часах налета сказочного восторга. Андреа никак не могла забыть того волшебного чувства, что вызывали в ней его руки, губы, касавшиеся ее тела, его ласковые речи, его вкрадчивый шепот. Так получилось, что за две короткие недели она успела побывать и в раю, и в аду.

С трудом подавив рыдания, Андреа постаралась сосредоточиться на воспоминаниях о грустном прощании с Морин и Кристофером. Пообещав звонить и писать, она крепко обняла подругу, потом ее сына и, наконец, обоих вместе. Словно наяву почувствовав, как мальчик обвил своими нежными ручонками ее шею, она ощутила еще большую тоску. Насколько осмысленнее стало бы ее существование, если бы на свете был кто-то, ради кого стоило взять себя в руки и снова идти вперед.

Андреа с грустью подумала о том, что ее пребывание в Финиксе походило на бег по замкнутому кругу. Мечты, дающие пищу надеждам, головокружительный полет, падение, утрата иллюзий, полный крах и вот теперь отчаяние и безнадежность. В Нью-Йорке ее ждало серое существование, бесплодное, без цели и смысла.