Ада Суинберн - Сердце ковбоя
— Теперь ты понимаешь, почему я спросила о твоих чувствах к Лилиан, Джас? Меня очень волнует, как это может повлиять на ваши отношения. — Ощущая его отстраненность, Рейчел внутренне сжалась, опасаясь худшего. И все же она не была готова к такой реакции.
— Это все? — резко спросил он.
В ее глазах отразилось недоумение.
— Да, все.
— Больше ты ничего не хочешь добавить? — Джастин встал. — Мне нужно подумать. — Он загремел тарелками.
Рейчел начала собирать вилки и ножи.
— Не надо мне помогать, — коротко бросил он.
Тяжело сглотнув, она положила приборы на стол и отступила назад.
— Как скажешь. — Ничего не видя из-за подступивших жгучих слез, она быстро вышла в гостиную, успокаивая себя — ведь это естественно, что он хочет побыть один. Она не должна обижаться. Она должна понять.
Огонь в камине угасал. Рейчел подложила несколько поленьев, наблюдая, как огонь охватил их и ярко вспыхнул. Она села прямо на пол и устремила невидящий взгляд на пляшущие языки пламени, находя их странно успокаивающими.
Внезапный порыв ветра налетел на охотничий домик, тоскливо завывая в ночной тишине, и острое ощущение затерянности среди пустынных гор заставило Рейчел поежиться. Она догадывалась, что делает Джастин, по звукам, которые доносились из кухни: шум воды, звон стеклянной и металлической посуды, шаги от мойки к столу и обратно.
О чем думает Джастин? О том, что Джулия и Лилиан больше тридцати лет поддерживали сочиненную ими ложь? Наверняка. Еще, должно быть, он думает о Фреде Манчетти… И переживает, по-новому представляя себе Ричарда Браннера. Смириться с новой ролью Ричарда, столь отличной от той, которую он представлял себе всю жизнь, конечно же нелегко.
Рейчел грустно вздохнула. Что она будет делать, если Джастин не сможет принять услышанное? Слишком многое зависит от этого, чтобы она позволила себе отступить. Конечно, можно вырастить ребенка и одной, но она хотела, чтобы у малыша были и отец и мать.
Стремление Джастина спрятаться в свою раковину — единственное из оставшихся между ними препятствий, и она во что бы то ни стало должна его преодолеть, как бы трудно это ни было.
Когда наконец Джастин вернулся в гостиную, то сразу же подошел к камину. Пошевелил угли кочергой, добавил еще дров, хотя огонь и так горел ярко.
Рейчел отодвинулась от камина и села в кресло. Она ловила каждое движение Джастина и была уверена, что и он делает то же самое. Они здесь совсем одни. Их внимание могло бы сосредоточиться только друг на друге. Но никто из них не чувствовал себя комфортно, комната была словно пронизана каким-то беспокойством.
Невольно Рейчел опустила руки и сплела пальцы внизу живота, как бы защищая его. Прошлое не имеет значения. Важно только будущее. Ей нужно как-то заставить Джастина общаться с ней. Отгораживаясь от нее, он, даже не подозревая об этом, отворачивается и от своего ребенка.
— Поднимается ветер, — заметила она непринужденно.
Джастин повернулся спиной к огню и посмотрел на нее. Ноги слегка расставлены, руки сложены на груди — поза почти воинственная.
— Надвигается буря, — холодно заявил он.
Рейчел нужно было во что бы то ни стало продолжить разговор, поэтому она сделала вид, что не заметила его отчужденного тона.
— Когда мне было десять лет, отец как-то взял меня в выходные на озеро, чтобы покататься на лыжах. Но ночью началась снежная буря, и нас так замело, что нечего было и думать о том, чтобы выбраться из домика. Снежная буря бушевала два дня, и мы провели все это время, играя в триктрак и жуя попкорн. А потом оказалось, что это был один из лучших уик-эндов моего детства.
— Твой отец еще жив? — В вопросе Джастина послышались едва уловимые нотки зависти.
— Да, к счастью. На самом деле он мой отчим, но я считаю его отцом, потому что он вырастил меня и всегда любил, как родную. Мы с ним очень близки. А мама умерла, когда мне было девять.
Выражение лица Джастина немного смягчилось, когда он взглянул на нее.
— Значит, ты росла с отцом без матери, а у меня было как раз наоборот.
Ее сердце забилось с надеждой. Во всяком случае, они разговаривают, и, хотя Джастин выглядит несколько растерянным и отчужденным, он не сердится.
— В идеале детям нужны оба родителя, но мой отец хорошо справлялся, — сказала она мягко. — Ведь и вы с твоей матерью любили друг друга?
Джастин сел, вытянул длинные ноги и задумчиво устремил взгляд на огонь.
— На самом деле я плохо знал ее. Думал, что знаю, но все вон как обернулось — ложью.
— Но не все было ложью, Джас, не надо так думать. Ее чувства к тебе были настоящими. Они не имели никакого отношения к…
Он бросил на нее пристальный взгляд.
— Не берись судить о том, чего не знаешь, Рейчел. Все, что тебе известно, ты прочла в дневнике Браннера и услыхала от Лилиан. Ничего другого, кроме этого, ты знать не можешь.
— Ну да, я согласна, но…
Джастин снова перевел взгляд на огонь.
— Мы с матерью не были очень близки. Я думаю, мы оба старались, но нам никогда это не удавалось.
Рейчел ощутила боль в сердце.
— О, Джас, мне так жаль, — прошептала она потрясенно, почувствовав, как в горле снова встал ком.
Однако он явно не хотел, чтобы его жалели.
— Тоже мне, подумаешь, велика беда…
Рейчел судорожно сглотнула. Не беда? Мальчик вырос во лжи об отце, с матерью, которая не дала ему почувствовать себя любимым ребенком. Как ужасно! Неудивительно, что он так сдержан в эмоциях. Все свои чувства и любовь он перенес на ранчо. Для него «Сердце ковбоя» стало олицетворением надежности, защищенности…
Но ведь с ним была Лилиан, и она должна была играть большую роль в его жизни.
— А Лилиан была тебе близким человеком? — спросила Рейчел, осмелившись вернуться к этому деликатному вопросу.
Джастин на минуту задумался, прежде чем уклончиво ответить:
— Думаю, да.
Рейчел вздохнула, видя, что еще существует стена между Джастином и его чувствами. И вздрогнула, когда он резко повернулся к ней и коротко спросил:
— А как насчет нас? Теперь ты удовлетворена, ведь я не сын Ричарда Браннера? Этого достаточно?
— Достаточно для чего, Джастин?
Он сделал глубокий вдох.
— Ты выйдешь за меня замуж?
Надо думать, он считает, что предложения делают именно так. Он спросил ее об этом, словно хотел узнать, который час. Они сидели в нескольких шагах друг от друга, и между ними было еще столько недоговоренного… Вид у Джастина был такой удрученный, словно ничего, кроме отказа, он и не ждал. Неужели он уже и не надеется получить от жизни что-то другое, кроме еще большей сердечной боли?
