Виктория Уолтерс - Вторая любовь всей моей жизни
Я была поражена их мужеством и честностью. Они вдохновили меня. И вот, та девочка, которая терпеть не могла читать вслух настолько, что притворялась перед матерью больной вместо того, чтобы рискнуть ответить на уроке, рассказывает людям, которых никогда раньше не встречала, зачем она сюда приехала.
– Кое-кто, кому я доверяла, обидел меня, и я чувствую себя… преданной. Не знаю, как закрыть глаза на его ложь, но я очень хочу сделать это. Знаете, я чувствую, как будто внутри меня столько всего, что нужно выпустить наружу. Но раньше я никогда не рисовала то, что на самом деле чувствовала. Я боюсь, что, когда разберусь, что чувствую, мне это не понравится.
Я осознавала, насколько свежей была рана, нанесенная Робертом, но также понимала, что хочу найти способ пережить это.
– Это было замечательно, – произнес Дэн, улыбаясь всем присутствующим. – Вы решили, чем хотите заниматься, и в течение этого месяца мы будем это реализовывать.
Мы начали свой путь обратно к ферме, и я отстала от других, задумавшись над тем, получится ли у меня. Дэн коснулся моей руки.
– Просто перенеси все на бумагу, дорогая.
– Дорогая?
Он ухмыльнулся.
– Вижу, с тобой будет непросто. Ладно, думаю, нам всем не помешало бы перекусить в пабе, правда?
Перекус в пабе превратился в пьянку, затянувшуюся до самого вечера. Дэн уговорил меня выпить два бокала текилы, и я вдруг ощутила себя на верху блаженства. И все же я прекрасно понимала, что не хочу пьянеть, чтобы заглушить произошедшее; я хотела сделать то, ради чего нас всех привел сюда Дэн, – изобразить все на картине. И мне не хотелось ждать. Когда мы возвращались домой – а дело шло к полуночи, – я громко, и, скорее всего, заплетающимся языком, объявила, что собираюсь начать прямо сейчас. Сон для слабаков! Пошатываясь, я вошла в дом и постаралась сгрести все, что мне было нужно. Ударившись коленом о кофейный столик, я лишь захихикала.
Выйдя наружу, я подумала, что, наверное, стоило захватить пальто, но вспомнила, что пальто тоже для слабаков. Я отыскала отличное местечко на верхушке холма и взглянула оттуда на ферму и парковую зону за ней, освещаемые только лившимся с неба звездным и лунным светом. Отсутствие искусственного освещения было таким непривычным, почти жутким. Холмы были покрыты травой так далеко, насколько хватало взгляда, а за ними начинался лес с деревьями, которые, возможно, простояли здесь сотни лет. В целом пейзаж выглядел нетронутым, совсем не похожим на Толтинг, но по-своему прекрасным.
Через десять минут сидения на росистой траве я наконец раскрыла на коленях альбом и взяла в руки карандаш, несмотря на то что было слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Дэн подошел ко мне и уселся рядом, а за ним по одному к нам присоединились остальные художники. Всем было не до сна.
– Я бы просто написала пейзаж, – шепотом – стояла такая тишина! – произнесла я. Я могла поклясться, что услышала вдалеке уханье совы.
Дэн откинулся назад, опершись на ладони.
– Вместо того чтобы нарисовать то, что ты видишь, подумай о том, о чем тебе это напоминает, что это говорит твоему сердцу, – ответил он так тихо, что я решила, что единственная услышала его слова. – Что бы ты сказала человеку, чтобы объяснить, какие чувства вызывает у тебя это место? Не говори – просто нарисуй. Картина – это визуальный рассказ. Ты стараешься, чтобы человек, глядя на картину, чувствовал то же, что ты, когда писала ее.
– А если ты не можешь понять, что чувствуешь?
– Дорогая, это ведь тоже чувство. Растерянность. Нерешительность. Противоречие. Все это можно изобразить на белом листе. Расскажи ему все, что у тебя на сердце.
Я кивнула, понимая, что он прав. Именно это я боялась сделать с тех самых пор, как впервые взяла в руки карандаш. Обнажить душу на холсте.
– Что, если мне не понравится то, что у меня в сердце? То, что я чувствую?
Дэн поразмыслил мгновение, а затем поднял глаза к мерцающим над нашими головами звездам. При мысли о том, чтобы изобразить свои чувства, у меня болезненно забилось сердце. Было бы так просто снова писать пейзажи, прячась от всех эмоций, кружащих, словно стая птиц, в самом далеком уголке моего сердца. Но действительно ли мне хотелось двигаться легким путем? После потери Лукаса я не могла рисовать: это казалось бессмысленным. Мне приходилось бороться с чем-то настолько опустошительным… Я не думала, что теперь смогла бы вернуться к прежнему. Да мне и не хотелось. Хотелось двигаться вперед. Похоже, разобраться со своими чувствами – единственный способ сделать это.
Наконец Дэн ответил на мой вопрос:
– Так ты узнаешь, что твои чувства чего-то стоят.
Глава 23
На следующее утро я страдала от сильнейшего в своей жизни похмелья, включая утро после моего двадцать первого дня рождения, когда мы с Лукасом пили на пляже, отключились прямо на песке и были разбужены морскими волнами, лижущими нам пятки. Стеная и пошатываясь, я выбралась из дома.
Чертова текила.
Я направилась в главный фермерский дом, где за длинным сосновым столом, заставленным блюдами для завтрака и бутылями с соком, собрались остальные. Сразу после меня появился Дэн, и мы сели за стол. Я налила себе черный кофе и положила на тарелку бекон, яйца и тост. Нужно было чего-то поесть, чтобы снова почувствовать себя человеком.
– Так, я посмотрел прогноз погоды – никогда бы не подумал, что сделаю это, – дождя не предвещается, так что, я подумал, мы можем начать первый полноценный день работы на свежем воздухе, – объявил Дэн, наливая себе кофе. К еде он не притронулся. – Я не занимаюсь никакими бредовыми упражнениями, которые заставляют делать в художественной школе, типа нарисовать себя в виде дерева или что-то еще.
– Поэтому вас оттуда попросили? – с улыбкой спросила Пэм-Голубая-Лента-В-Волосах до того, как поняла, что она только что произнесла, и приоткрыла в ужасе рот. Хоть, по ее словам, ей и недоставало уверенности в рисовании, в словах она не стеснялась, чем, должна сказать, вызвала мое восхищение. Воцарилось напряженное молчание; все смотрела на Дэна, ожидая, как он отреагирует. Все мы слышали истории об художниках и их манере поведения.
Дэн разразился смехом, и мы все сразу же расслабились и заулыбались.
– Вообще-то да. В художественной школе обучают технике, но не тому, как стать художником. Им либо рождаешься, либо нет. Все дело в страсти к предмету.
Я отхлебнула кофе, пропуская через себя его слова, и вспомнила, как моя учительница рисования говорила, что я не вкладываю себя в работу. Была ли я рождена художницей? Могла ли стать такой же великой, как Дэн? Я находилась в самом подходящем месте, чтобы в этом разобраться. Однако это не освободило меня от внутренней нервной дрожи при мысли о необходимости изобразить свои чувства. Для того чтоб это сделать, я должна была изучить их, пережить их снова. Я должна была погрузиться в них. А я каждый день с той самой кошмарной ночи старалась делать обратное.
После завтрака мы выдвинулись вслед за Дэном через поля к лесистому участку. С собой мы взяли только блокноты и ручки. Он сказал, что перед тем, как начать работу, мы должны составить план. Насчет погоды он оказался прав: было ясно, сухо и солнечно. Однако дул прохладный ветерок, поэтому все были в куртках.
– Я вообще-то никогда не была любителем времяпрепровождения на улице, – поделилась со мной Джулия, пока мы добирались до группы деревьев. Ее золотисто-каштановые волосы вились вокруг плеч на ветру. – Муж постоянно пытается уговорить меня отправиться с детьми в поход с палатками, но я не представляю, как бы я выжила, – произнесла она, нервно поглядывая на темный лиственный шатер, раскинувшийся над нами.
– Я выросла в прибрежном городке, так что кучу времени проводила на свежем воздухе. Так вы и не рисуете на улице?
Передернувшись, она покачала головой.
– А как же жучки? – спросила она, вызвав у меня приступ смеха.
– Пребывание на улице всегда вселяет в меня надежду, – сообщил Питер, оборачиваясь к нам. Сегодня он был в слаксах. – Что бы ни случилось в жизни, природа останется неизменной. Времена года сменяют друг друга, солнце сменяется дождем, все умирает и возрождается. Сентиментально, да?
– Мне нравится эта мысль, – заверила я его. – Меня саму всегда вдохновляла природа. Хотя в последнее время не очень.
– Может, не в том месте искали вдохновение? – предположил он.
Я мысленно поинтересовалась, найду ли я такое место здесь.
Дэн нашел поляну. Мы направились к нему; под ногами хрустели ветки. Он разложил одеяло, на котором все расселись в круг.
– Ну что ж, я всегда стараюсь поставить себе какую-то цель на время пленэра. Думаю, создать нечто достойное за время пребывания здесь – стоящая цель, как вы считаете?
Мы все закивали, пробормотав, что согласны.
– Так, и чем вы займетесь? Я бы хотел, чтоб вы нарисовали то, чего вы больше всего боитесь. В конце концов, этому и посвящен наш пленэр – нашим наибольшим страхам. Вы уже рассказали, почему вы здесь, но я хочу, чтобы вы изобразили то, что всегда избегали изображать, и то, какие чувства у вас это – что бы это ни было – вызывает. Слова вроде «злость», «гнев», «больное место», «боль» – самые подходящие ключевые слова, которые могут подсказать вам идею для рисунка, – он подмигнул нам. – Мне они помогали в прошлом, и не раз.
