Подари мне эдельвейс. Мой любимый ботаник - Евгения Смирнова
– А чей? – спросил он.
– Ничей, – ответила Маша.
– Так будете нашим! – провозгласил Стас. – Вы, кажется, что-то говорили про кофе, Юличка. Или дамы предпочитают чай?
– Зеленый. Если есть, то жасминовый, – сказала Мила.
– А мне капучино, – добавила Маша, не желая облегчать работу Юличке.
– А мне как обычно, – добавил Стас, и подтолкнул девушек вперед по коридору, – прошу вас в мой кабинет, – сказал он и распахнул белоснежную дверь с блестящей хромированной ручкой и серебристой табличкой:
«Запольский Станислав Владимирович
Директор розничных продаж»
4.
Лиля взглянула на свои золотые часики с инкрустированными бриллиантами, подарок на помолвку от родителей и презрительно сморщилась. Помолвка. Совсем по-другому она представляла счастливую семейную жизнь. В последнее время Максим очень изменился, стал раздражаться по любому поводу, от разговоров о свадьбе его вообще воротило, и Лиля окончательно уверилась в том, что он жалеет о своем поступке. Но в силу своей интеллигентности и мягкости, никогда не скажет ей об этом. Сама же Лиля и представить не могла, что ее помолвка будет отменена. Что скажут родители? Да и вся эта журналистская свора просто заклюет ее! Да еще Иван настаивает на обращение в полицию. Писем больше не было, хотя с последнего прошло уже больше полутора месяцев. А раньше они приходили как по расписанию, каждую последнюю субботу месяца. Так и в эту ноябрьскую субботу, она с содроганием сердца открывала небольшой почтовый ящик, где среди огромного количества рекламы и пригласительных ожидала найти и письмо, написанное мелким убористым почерком, пахнувшее дешевым табаком и одеколоном.
В сумке завибрировал смартфон, отвлекая женщину от тяжелых мыслей.
– Да, – рассеянно ответила Лиля.
– Я не смогу с тобой пообедать.
– Почему? – почти равнодушно спросила Лиля.
– У меня съемку перенесли, – Максим говорил как-то сухо, отстраненно.
– Понятно, – сказала Лиля и замолчала.
Она давно перестала верить в постоянно меняющийся график работы Максима, его постоянные ночные смены, бесконечные командировки. Раньше он был совсем другим, бегал за ней, осыпал цветами, подарками, комплементами, не отходил от нее ни на миг. А теперь…
– Почему ты молчишь? – спросил Максим.
– Я не молчу, – зачем-то сказала Лиля.
– Пока, – просто сказал Максим, и в трубке раздались короткие гудки.
Лиля сидела одна в полупустом зале дорого ресторана, теребила прозрачную пластмассовую трубочку в длинном стеклянном стакане, доверху наполненном водой, и глупо озиралась по сторонам, надеясь увидеть хоть одно знакомое лицо. Ей просто необходимо было прямо сейчас увидеть хоть одно знакомое лицо, может просто улыбнуться кому-то и сказать «привет». Ей, в конце концов, хотелось снова почувствовать себя красивой, желанной, нужной кому-то.
Из дальнего угла зала, где располагались приватные кабинки, для ужина, так сказать «тет-а-тет», вышла компания мужчин. Все в скучных, но явно дорогих черных костюмах, с элегантными портфелями, дорогими роликсами и хмурым видом. Лиля уже хотела отвернуться, среди подобной публики, которые только что и умеют, так это делать по миллиону в час, у нее друзей не было. Но тут последним в толпе показался весьма импозантный молодой мужчина в светлом костюме, с роскошной шевелюрой цвета недозрелой пшеницы и знакомой полуулыбкой на лице.
– Антонов? – кажется, она произнесла это вслух.
Молодой человек закрутил головой, на мгновение встретился с ней глазами, едва заметно кивнул и проследовал дальше со своими, по-видимому, клиентами. Лиля усмехнулась.
– Это полный провал, – сама себе сказала она.
Тут к ней подплыл метрдотель, улыбаясь фальшивой улыбкой, Лиля точно знала, что это именно метрдотель, а не официант.
– Госпожа Нежина решила, что хочет отведать? – спросил он с ярко выраженным прибалтийским акцентом.
– Госпожа Нежина решила, что у нее пропал аппетит, – спародировала его Лиля.
Метрдотель смутился, по его лысой голове пошли обширные красные пятна.
– Извините, – сказала Лиля, сама не понимая, почему позволила себе такую грубость.
– Я все понимаю, – ответил лысый метрдотель, тщательно выговаривая каждое слово.
– Принесите, пожалуйста, бокал белого вина.
Лиля назвала свою любимую марку.
– О, простите, госпожа Нежина, но это вино не продается у нас бокалами.
– Тогда несите бутылку, – сказала Лиля.
Она оставит машину на стоянке ресторана и вызовет такси. Домой ехать не хотелось, лучше номер в отеле. Жаль, что Маша не может, кстати, надо позвонить и узнать, что у нее за новые обстоятельства.
Лиля достала телефон и в поисковике контактов набрала: «Маруся». Она нажала на зеленую трубочку и стала слушать длинные звенящие гудки.
– Ваше вино, пожалуйста, – метрдотель поставил на стол кофейного цвета бутылку, ловко откупорил ее, и сверкающая янтарная жидкость полилась в прозрачный хрустальный бокал. Хрусталь был фишкой «Этьена». Лиля пригубила напиток и заурчала.
– Да, Лиличка, – зазвенел колокольчиком Машин голос у нее в голове.
– Приветик, – Лиле было приятно слышать Машин голос, и ее нежное «Лиличка». – Интересно, что у тебя за новые обстоятельства? Сгораю от любопытства. Или ты больше не делишься со своей лучшей подругой новостями?
Лиле нравилось говорить «лучшая подруга», ведь до Маши она не была никому лучшей подругой, да и подругой просто не была. Были лишь совместные тусовки, гулянки и походы по дорогущим бутикам.
– Что ты! – засмеялась в трубку Маша. – Просто я нашла работу! Я теперь самый настоящий юрист! – воскликнула она.
– Иди ты! – не поверила Лиля. Она одним глотком допила бокал, и жестом подозвала уже официанта, чтобы он подлил ей.
– Ты не поверишь, что со мной произошло сегодня утром!
– А ты расскажи, может и поверю.
– Представляешь, иду я из магазина, а там около моего дома на скамеечке, помнишь, такая хлипкая, старенькая? Так вот, девушка там, сидит, и плачет…
5.
Погода на улице стояла совсем не предновогодняя. Липкий снег не давал открыть глаз. Он приставал к одежде, оставляя влажные темные пятна, и забивался за воротник. Вадим потуже запахнул отворот своего длинного неудобного пальто и достал из кармана пачку недавно купленных сигарет. Встреча прошла удачно, кажется, удастся решить все мирным путем, толкать речи в суде, Вадиму сейчас совсем не хотелось. Он прикурил сигаретку от серебряной зажигалки в форме трехглавого дракона, и выпустил серую струю дыма. Да еще эта Нежина! Сидит такая вся расфуфыренная, ждет, небось, своего актеришку. А Маша пропала. Вадим вздохнул и огляделся вокруг, ища, куда бы присесть. Но скамеечек у этого пафосного ресторана, разумеется, не было. Он прислонился к выкрашенной под улицы Парижа стене, и подумал, что никогда бы не повез Лилию Нежину в Париж. Она, небось, там бывала уже миллион раз. А куда бы он повез ее?
– Куда? – вслух произнес он.
Затем выругался, кляня себя за мысли об этой несносной девице, и решил, что сегодня позвонит Маше, и спросит, как у нее дела. С того вечера, когда она сказала ему, что больше никогда не будет его любить, с того момента, когда отчаяние и боль в ее глазах, и невыносимая жалость к этому маленькому хрупкому прекрасному созданию, заставили его поцеловать ее прямо посреди своей приемной, прошло уже два дня.
