Будь моей - Мария Летова

Запах его туалетной воды – первое, на что реагируют мои мозги, просыпаясь.

На его запах и серый блеск его глаз, которые смотрят на меня. Его взгляд ясный и полностью принадлежащий мне.

На Градском белая рубашка без галстука и синие брюки, на запястье коллекционные часы. Легкая официальность, которая чертовски ему идет. Она находится в полной гармонии с его расслабленной, но хищной аурой. Не знаю, как еще назвать его чуть сощуренный взгляд, который ловлю на себе уже не в первый раз за этот день.

Мне знаком этот его взгляд.

От него у меня под кожей концентрированный шипучий коктейль, от которого тело будто наэлектризованное. Именно поэтому даже самые невесомые его прикосновения делают меня дерганой. К этому добавляется желание сходить в дамскую комнату и засунуть голову под кран с холодной водой, ведь общение с Градским три дня подряд четко и ясно дало мне понять – мое влечение к этому мужчине не лечится, особенно если он будет продолжать касаться взглядом разных частей моего тела так, как делает сейчас.

Смотрит на мои губы, грудь и возвращается к глазам.

– Уже приехали? – Выпрямляюсь, отстегивая ремень и поправляя блузку.

Лобовое стекло смотрит на лес, который начинается сразу за асфальтированной парковкой. Когда мы выезжали из Москвы, светило солнце, сейчас небо затянуло тучами и, судя по тому, как пляшут кроны деревьев, поднялся ветер.

– Ты проспала почти всю дорогу. Дождь накрапывает, – сообщает Влад.

– Ты говорил, банкет будет на улице.

– Надеюсь, у них есть и запасной вариант. – Выходит он из машины.

София трет кулачками глаза, хлопает ими, пытаясь сориентироваться в пространстве. К ее влажной щеке прилипли колечки кудрей, и, открыв дверь с ее стороны, Влад аккуратно убирает волосики с ее лица.

– Проснулась? – Осторожно проводит пальцем по ее щеке.

Мое сердце затапливает нежностью, и я кусаю губы, чтобы не выдать истинных чувств.

Все эти дни он так или иначе пытался к ней прикоснуться. Неуверенно и немного неловко, будто не знает, сколько ему применять силы, чтобы она не сломалась.

Он достает Софийку из машины и оставляет у себя на руках, вместо того чтобы поставить на землю.

Она с этим не спорит. Слишком сонная. Обнимает его шею руками и доверчиво укладывает голову ему на плечо, прижимая к своей груди голубого зайчика.

Доверие, которым пропитана ее реакция, шевелит угли у меня в груди. Он добился его так быстро, что мы обе ничего не успели понять.

На дочери цветная юбка и белая кофточка с рукавами-фонариками. Она похожа на пирожное. Градский того же мнения, он озвучил мои мысли вслух, когда мы встретились полтора часа назад.

Я не ориентируюсь на местности, позволяя Владу делать это вместо себя.

Держась позади них, смотрю на то, как, чуть повернув голову, он едва касается губами ее виска. Просто и естественно до невозможности, но только я со стороны вижу робость и страх Градского быть отвергнутым собственной дочерью. И с предательским трепетом отмечаю, что вот так – вместе – они идеальная картинка, потому что их близкое родство видно невооруженным глазом, а я… стараюсь отвести свои глаза и не пялиться на спортивную подтянутую задницу Градского в этих брюках, которые сидят на нем так, будто пошиты на заказ.

Я согласилась на эту поездку, потому что это всего лишь на несколько часов.

И это для Софи, для ее сближения с другой частью семьи, о которой она еще не подозревает. Меня коробит не оттого, что я согласилась, а оттого, что об этой поездке, кроме нас троих и Кристины, никто не знает.

Это проклятое дежавю, и это совсем не та традиция, к которой стоило бы возвращаться, но я опять это делаю: пускаю Градского в свою жизнь втайне ото всех. Вверяю ему эту тайну в руки, точно зная, что могу ему, черт возьми, доверять.

Двигаясь по указателям, Влад ведет нас к одному из корпусов комплекса. Внутри вестибюль с мраморным полом и большими панорамными окнами.

Влад усаживает Софию на диван в центре, а сам достает мобильный, чтобы позвонить.

В моей сумке тоже звонит телефон.

Это Рязанцев, и я отхожу к окну, чтобы ответить на звонок. Чувство вины мучит меня только отчасти. Я знаю, нам нужно поговорить, и ему придется принять то, что Влад будет присутствовать в жизни Софи, а следовательно, и в моей тоже, но я избегала этого разговора последние дни, потому что во мне слишком много эмоций. Слишком много эмоций, чтобы собраться с чертовыми мыслями.

– Алло, – отвечаю, прижав телефон к уху, и ищу в сумке салфетки.

– Привет… – голос Егора с трубке искажен помехами. – …как …дела?…работе?

– Что? – С трудом понимаю его слова. – Плохо тебя слышу…

Его ответ превращается в набор шипящих звуков и щелчков. Все, что успеваю разобрать до того момента, как он отключится:

– Черт… Перезвоню…

Прячу телефон в сумку и делаю вдох поглубже.

Обернувшись, смотрю на диван, где рядом с Софи сидит Влад, который слушает ее болтовню, пристроив локти на согнутых коленях.

Он вдруг встает, и я поворачиваю голову, проследив за его взглядом.

Я видела его отца только на фотографиях в интернете, и за пять лет мужчина не очень изменился. Только в волосах стало гораздо больше седины. Я узнаю его, когда он появляется из коридора, одетый так же, как его сын, – в рубашку и брюки.

Они обмениваются рукопожатиями. Мужчина немного неуклюже похлопывает Влада по спине.

Двигаясь к дивану, улавливаю обрывки их разговора:

– Как хорошо, что ты выбрался, воздух здесь хороший…

– Мы ненадолго, – в голосе Влада я слышу хриплые нотки.

Они появляются там, когда он немного нервничает или злится.

Когда не может… контролировать свои эмоции…

– Мы? – На губах его отца появляется широкая улыбка.

Подойдя к Софи, помогаю ей слезть с дивана и тихо говорю:

– Пойдем познакомимся.

Она послушно берет меня за руку, с любопытством хлопая глазами, крутит головой, зажав в руках свою любимую игрушку.

Влад делает шаг в сторону, пропуская нас вперед.

– Это Арина, – представляет меня Градский. – А это София, – опускает вниз глаза. – Моя дочь.

– Очень приятно… – его отец тоже опускает глаза. – Твоя… – запинается на полуслове.

– Она еще… кхм… не в курсе этого, – понижает Влад голос. – Так что поаккуратнее…

Мне становится не по себе, когда выражение на лице его отца меняется.

Он больше не улыбается. Бледнеет, отступает и рассеянно трет рукой левую сторону груди.

Смотрит. Смотрит.