Будь моей - Мария Летова
Поворачиваюсь на бок и обнимаю дочь, целуя ее кудряшки.
Глава 21
Влад
– Где твоя жена?
Повернув голову, смотрю на Арину, которая за полчаса пути ни разу не сменила позу. Сидя на пассажирском рядом со мной, она держит спину прямо, а руки сложенными на коленях. Ее ладони узкие, пальцы длинные. Музыкальные. Ее руки произведение искусства. Вид портит только здоровенный бриллиант на безымянном. Помолвочный.
Нам еще не меньше часа добираться до места назначения – загородного комплекса, куда мой отец в последний момент перенес чествование своего шестого десятка.
Она согласилась поехать.
Я приложил для этого максимум усилий. В последние два дня провел с ними столько времени, сколько Арина позволила. Мне мало. С каждым разом мне его становится все меньше. Я не хочу уходить от них, но задерживаться рядом она, разумеется, не позволяет.
На ней совершенно приличная блузка и свободная юбка до колен. Все нейтрального бежевого оттенка, но не ее одежда отымела мое сознание сегодня.
Вдыхаю, снова глядя на дорогу.
На ее губах яркая помада теплого красного оттенка, голубые глаза тоже подведены макияжем. Выглядят огромными, а губы… губы выглядят чертовски полными и притягательными. Как и золотой оттенок ее волос. Я бы сказал, что он неповторимый. Я действительно такого больше не встречал, а может, просто не обращал внимания. Дело ведь не в оттенке, а в том, чью голову он украшает.
Мой красивый маленький Моцарт.
Пальцы сильнее сжимают руль.
Тяжело смотреть на нечто такое, от чего у тебя текут гребаные слюни, и не иметь возможности до этого дотронуться.
Я должен признать, что нарушать правила мне всегда нравилось гораздо больше, чем их соблюдать, но наличие ограничений конкретно в этом случае снова делает меня чертовски живым.
Как и то, что я чувствую ответную реакцию в свой адрес.
Как раз второе и является самой большой проблемой, потому что именно из-за этой ответной реакции меня адски бомбит желанием тупо и напролом разнести любое сопротивление. Но разгребать последствия я не готов.
Я не могу так рисковать. Я могу зажать в кулаке клубок своих желаний. Могу слоняться по пустой квартире, в полном одиночестве рассматривая фотографии своей дочери. Терпеть то, как охеренно мучительно быть живым в одиночестве. До зуда в мышцах и теле. До гребаной ломки. И делать вид, будто быть живым для меня ни хрена не пугающе.
Доверие Арины Беккер – вот тот волшебный обезбол, который притупляет мои необдуманные порывы.
Я хочу, чтобы она доверяла мне так, как не доверяла никому и никогда в своей жизни. Ни своему брату, ни… своему жениху. Ее доверие нужно мне как кислород. Возможно, я эгоистичная свинья, но именно ее доверие тот канат, которым я хочу привязать ее к себе намертво.
Я хочу сделать ее своей. Это желание оккупировало мою башку. Оно, твою мать, самое правильное за всю мою жизнь.
Я хочу, чтобы она хотела быть моей. Кольцо на ее пальце ни хрена не меняет, а только усложняет. Если ей нужно сходить замуж, чтобы понять, чего она действительно хочет в жизни, я бы хотел предупредить ее о том, что этот способ хуевая идея.
– Мы в разводе, – отвечаю на ее вопрос.
– Давно?
– Чуть больше четырех лет.
Арина отворачивается к окну.
Если я что-то и вынес из бесконечных сеансов психотерапии, так это то, что иногда мысли лучше облекать в слова, поэтому, отпустив тормоза, позволяю себе пойти напролом и спрашиваю:
– Злишься на меня?
– Кажется, теперь ты разучился слушать, – сообщает Арина. – Я не испытываю к тебе ничего, я же сказала.
Ложь.
– Отличный удар.
– Мы не воюем. У нас перемирие.
– Тогда можешь поспать. Ты, кажется, не выспалась, – коротко смотрю на нее.
– Я не высыпаюсь приблизительно четыре года и четыре месяца.
Бросив взгляд на зеркало заднего вида, ловлю в нем отражение спящей на заднем сиденье Софии.
Картинка в груди ощущается пеклом.
Я не был знаком с безусловными чувствами, но здесь и сейчас именно они. Не знаю, как должен их проявлять, пока что в моей башке только один сценарий – я хочу обеспечить ее всем. И я хочу быть в ее жизни. Читать чертовы сказки на ночь. Ее доверие необходимо мне так же. Как кислород. Без этой ответственности я внезапно чувствую себя неполноценным.
– Ты не брала няню? – спрашиваю.
– Я… – Арина смотрит на свои руки. – Не доверяю няням, – говорит она. – Может, это и глупо.
– Это предусмотрительно… – замечаю хрипловато под воздействием собственных триггеров.
Она ловит мой взгляд своим, и в этот момент я понимаю, что наградил своими триггерами и ее. Я никогда не думал, что это, блять, заразно.
– Родители помогали, – быстро уводит Арина тему. – И Андрей. Иногда Кристина приезжала, и я могла поспать. Или сходить на маникюр, или проветрить мозги. Мне этого личного времени хватало. Я… очень ее люблю.
– Понимаю.
– Ты не обязан ее любить. Я читала, что у мужчин это приходит не сразу. Не так устроен инстинкт, как у нас, женщин.
– Я уже влюблен в нее. В нее сложно не влюбиться.
– Наверное… – тихо отзывается Арина, отворачиваясь к окну.
Прижимается к нему лбом, не издавая больше ни звука, а потом ее молчание превращается в глубокое размеренное дыхание.
Я бесцеремонно трогаю глазами ее тело.
Шелковую блузку, под которой угадывается кружево мягкого лифчика, бледную тонкую кожу на шее, очень хорошо представляя, как эта кожа пахнет. В вырезе блузки блестит кулон. Мой подарок.
– Пф-ф-ф…
Мне не нужно напоминание о том, что я мужик и у меня есть член. Я хочу секса. Хочу трахать Арину Беккер. Но… блять… только по любви… Механический секс потерял для меня свою привлекательность достаточно давно. Я достаточно давно не трахался, чтобы чувствовать присутствие рядом желанной женщины, как гребаный пубертатник.
Уперев локоть в стекло водительской двери, отбиваю поступивший на мой телефон звонок, продолжая расслабленно вести машину. Загнав ее на стоянку комплекса час спустя, глушу мотор и отстегиваю ремень. Откинув на спинку кресла голову, поворачиваю ее, раздумывая над тем, могу ли снова приспустить тормоза, но мой внутренний голод особого выбора не оставляет. Ни черта.
Блять.
Протягиваю руку, проводя пальцами по щеке и волосам Моцарта.
– Арина… – зову, ведя пальцами по ее плечу.
Глава 22
Просыпаюсь мгновенно, как будто получила толчок в плечо, хотя прикосновения к нему очень осторожные и почти невесомые.
Почти!
