Энн Вулф - Мисс хочет приключений?

Расточительность его заключалась в том, что он просиживал деньги Дайан за карточным столом в местном казино. Фрэнк оказался игроком. Причем, не просто игроком, а игроком одержимым. Для него был не столько важен выигрыш, сколько сам процесс. О проигрыше он, к сожалению, тоже мало задумывался. Дайан простила бы ему и этот порок, но Фрэнк не терпел табачного дыма, а Дайан не могла жить без крепкой сигареты перед завтраком, после завтрака, перед любовью и после любви.

Правда, любовь, как она призналась однажды дочери, была не той, после которой стоило курить… В общем, устав выслушивать занудство Фрэнка, Дайан послала его ко всем чертям. И вновь почувствовала себя свободной.

Она, как в известном анекдоте про фермера и козу (которую нужно подержать в доме, а потом от нее избавиться, чтобы ощутить, насколько легче станет жизнь), радовалась своей свободе в промежутках между замужествами. Когда жизнь казалась ей слишком скучной, она вновь выходила замуж. Так что, в процессе подготовки дочери к свадьбе, Дайан присматривала очередную кандидатуру на роль «козы».

Сонда часто задавалась вопросом: почему они с матерью настолько разные? И внешне — обе были красивы, но совершенно разной красотой, — и внутренне. Порывистость матери так контрастировала с холодностью дочери, что многие их знакомые, правда в шутку, но все же выражали сомнение по поводу родства Дайан и Сонды.

Сонда думала, что похожа на отца, но Дайан утверждала, что Виктор не был таким холодным. Во всяком случае, по отношению к ней. А то, как дочь ведет себя с мужчинами, было у Дайан любимой темой для обсуждения. Для Эрика, по мнению матери, Сонда должна была сделать исключение.

Сонда научилась спокойно относиться к замужествам матери, но ее страшно бесил тот факт, что Дайан, не терпевшая вмешательства в собственную жизнь, активно вмешивается в ее взаимоотношения с Эриком. Будущий зять уже поведал ей о мадагаскарских приключениях дочери, и Сонде пришлось выслушать немало упреков в свой адрес.

— Скажи мне, Сонда, — Дайан с удовольствием затянулась крепкой сигаретой, — какие черти понесли тебя на этот остров?

— Ты забываешь, что я уже взрослая девочка.

— А ты забываешь, что ты моя дочь.

— Не начинай, прошу тебя…

— Не начну, если ты ответишь мне на вопрос.

— Разве Эрик тебе не объяснил?

Сонде совершенно не хотелось очередной перепалки в духе: «я тебя воспитала» — «уж лучше бы бросила на произвол судьбы». Такое частенько происходило между ней и Дайан, несмотря на то, что в душе обе нежно и трепетно друг друга любили.

— Объяснения, которые ты дала ему, чушь собачья. — Дайан небрежно стряхнула пепел с длинной «Мор». — Я надеялась, что хотя бы мне ты не будешь лгать.

— Начнем с того, что я вообще не должна давать ему никаких объяснений! — вспылила Сонда.

— Вообще-то, Эрик — человек, за которого ты выходишь замуж. Или ты готовишься к свадьбе с другим мужчиной?

Дайан была единственным человеком, заставлявшим Сонду краснеть. Щеки девушки заалели как маков цвет, и это, разумеется, не ускользнуло от внимания матери.

— Кажется, в моей шутке была доля правды… Итак, на Мадагаскар ты отправилась не одна…

— Мама! — Сонда покраснела еще сильнее.

— Ну мне-то ты можешь сказать правду? Представь, что на моем месте сидит Хэтти.

— Прекрати меня гипнотизировать!

Собственное смущение и упоминание о Хэтти окончательно вывели Сонду из себя. Дело в том, что Хэтти была любимицей матери, и Сонда частенько про себя и вслух удивлялась, почему не Хэтти выпала такая честь — быть дочерью Дайан Тальбот. Они идеально подходили друг другу: у них всегда находились темы для разговора, для смеха и шуток. И нередко предметом этих насмешек становилась Сонда, что ее ужасно раздражало. Она отдавала себе отчет в том, что просто ревнует мать к подруге, но это не только не успокаивало ее, а, напротив, раздражало еще сильнее.

— Да что ты завелась, я просто пытаюсь помочь тебе облегчить душу. Твоей подруги нет в городе, а тебе наверняка хочется поделиться с кем-то впечатлениями о поездке. Я ведь знаю, что кроме Хэтти тебе не с кем поговорить…

— Да, мам, я такая отвратительная, что у меня даже нет друзей!

Дайан знала наверняка: если Сонда занялась самокритикой, то все ее аргументы исчерпаны.

— Ну… друзей и не должно быть много. Отсутствие десятка-другого людей, согласных делить с тобой свободное время, еще не признак «отвратительности».

— Хорошо, — сдалась Сонда. — На Мадагаскаре я была не одна. Но это совсем не то, о чем ты сейчас думаешь. Я увязалась за человеком… — Она поймала вопросительный взгляд матери и кивнула. — Да, этот человек мужского пола. Он летел туда по своим ужасно таинственным делам. А я, признаю, полная дура, вмешалась в эти дела и увязалась за ним. Мы расстались с ним в аэропорту на Мадагаскаре, и больше я его не видела.

— Что тебя, кажется, серьезно удручает…

— Мама! — Сонда не знала, куда деваться от смущения. Любого другого человека она попросила бы не лезть не в свое дело, но с Дайан Тальбот этот номер вряд ли бы прошел.

— Чем он занимается? — поинтересовалась Дайан, окончательно убедившись в том, что ее предположения оправданны.

— Если бы я знала… Единственное, что мне известно о нем — его прошлое, о котором он сам мне и рассказал.

— Веселенький тип, — усмехнулась Дайан. — Никогда бы не подумала, что ты увлечешься мужчиной, о котором тебе ничего не известно.

Увлечешься… Если бы ее мать знала, что она думает о нем дни и ночи на пролет!

— Не стоит говорить о нем — мы все равно больше не увидимся.

— Кто знает, кто знает… — Дайан вытащила из пачки очередную сигарету, и Сонда поняла, что мать нервничает. — Мир тесен и, насколько я понимаю, он из здешних мест. Так что ваша встреча может произойти сама собой, по чистой случайности.

— Если только, — грустно согласилась Сонда.

В глубине души она рассчитывала на эту случайность и часто в сутолоке улиц выглядывала мужчин, отдаленно напоминавших Кэрри. С сердцем, надрывно бьющимся в груди, она присматривалась к ним, но, обнаружив ошибку, страшно досадовала на себя.

Дайан, конечно, не догадывалась об этом, но была уверена в том, что дочь не настолько равнодушна к возможной встрече, как пытается показать. И эта мысль заставила Дайан встревожиться.

— Послушай, дочка. — Сонда настороженно посмотрела на мать — та редко называла ее дочкой, предпочитая обращаться к дочери по имени. — Выкинь из головы этого парня. Вряд ли он принесет тебе что-то, кроме разочарования и тревоги.

— Во-первых, он не так крепко засел в моей голове, как тебе кажется, — солгала Сонда. — А во-вторых, ты ведь его не знаешь… Как ты можешь рассуждать о человеке, услышав о нем лишь пару ничего не значащих фраз?