Сонда Тальбот - Встретимся в полночь

Сонда Тальбот

Встретимся в полночь

1

Вик зажмурила глаза и с разбега ворвалась в голубое зеркало воды. Брызги мелким бисером усыпали ее лицо. Она тряхнула кудрявыми каштановыми волосами, вдохнула свежий запах воды и терпкий горьковатый запах солнца. Оттолкнувшись ногами от дна, Вик поплыла навстречу другому берегу. Он, как всегда, казался ей немного загадочным. Возможно, оттого что не примыкал к деревеньке Уиллхэйз… Каждая клеточка тела Вик чувствовала лето. Каждая клеточка тела радовалась ему…

Вик открыла глаза. За окном – все тот же унылый зимний пейзаж. Снежная бахрома свисает с отяжелевших веток, солнца почти нет – оно спряталось за лесом, и только тонкие нити отмотались от его огромного клубка и кутают деревья в золотое кружево. Как же грустно… Вик отошла от окна и вспомнила свое недавнее видение. Лето, лето… Она отдала бы все на свете, лишь бы за окном сейчас возникла роскошная картина летнего изобилия.

Мало кто из сверстников ненавидел зиму так же, как Вик. Зимой она чувствовала себя так, будто вся ее душа наполнялась холодом, будто ее сердце превращалось в маленький осколок льда. Бр-р… А особенно Вик ненавидела февраль с его лицом сурового недружелюбного старца и свитой холодных ветров. Этот месяц казался ей бесконечным. И никакие игры, никакие зимние радости не могли заставить ее позабыть о том, как она ненавидит зиму…

– Эй! Вики! – услышала она крик отца, раздавшийся с порога. – Дочка! Ты еще спишь? Ранняя пташка клювик прочищает, а поздняя…

– Глазки продирает… – в тон ему ответила Вик. Она вышла из комнаты, подошла к отцу и чмокнула его в щеку. – Я уже не сплю. Просто выглянула на улицу и подумала о том, как было бы хорошо, если бы вдруг наступило лето…

Фрэд Миглс, крепкий пожилой мужчина с голубыми, как осколки льда, глазами, окинул дочь нежным взглядом.

– Не понимаю, почему ты не любишь зиму. Вот я в твои годы…

– Знаю, знаю, – шутливо прищурилась Вик. – Ты все лето мечтал о зиме, о том, как ты будешь бросаться снежками и стоить снежные замки… Мы с тобой во многом похожи, но, увы, не в любви к холодам. Наверное, я должна была родиться в какой-нибудь южной стране… – Вик мечтательно закатила синие глаза, представляя, как бы она сейчас лежала на пляже Флориды, подставляя бронзовое тело жарким солнечным лучам.

Фрэд Миглс отлично знал, о чем сейчас думает его дочь. Наверняка представляет себя героиней какого-нибудь любовного романа. Совсем как ее сестра, которая всего два года назад вышла замуж за «принца». Точнее, это она думала, что за принца… А на самом деле он оказался обычным тупым лодырем, который только и умел, что пялиться в телевизор да пудрить мозги молоденьким девочкам… Фрэд скептически хмыкнул.

– Ну да, конечно… Лежать на пляже и выставлять свои прелести напоказ. Даже не думай об этом! Хватит с меня твоей сестрички, которой каждый месяц приходится высылать «гуманитарную помощь»… А все ваши романы с их идиотскими героями… Твой дед мне всегда говорил: «Меньше читай, больше работай… Только тогда из тебя выйдет что-то путное».

Вик укоризненно покосилась на отца. Он неисправим… Ненавидит любовные романы и считает, что из-за них – все беды молодых девушек… А все потому, что когда-то от них ушла мать, которая тоже обожала это легкомысленное чтиво… Ну как объяснить старику, что дело вовсе не в этих тоненьких книжечках, не в этих сказочных историях, а в стремлении к лучшей жизни… Может, даже и не к лучшей, а просто другой…

– Успокойся, пап. – Вик подошла к отцу и так же, как в детстве, повисла у него на шее. – Я ни о чем таком вовсе и не думаю. Просто мне хочется тепла и лета. Понимаешь?

– Верю, верю всякому зверю… – пробормотал оттаявший Фрэд. Он обнял дочь, а потом осторожно снял ее руки со своей шеи. – Ну будет, будет… Ты ведь уже не трехгодовалая крошка. Да и я – не молодой папаша… Старость – не радость…

Вик хихикнула, чмокнула отца в морщинистую щеку и выбежала во двор, поддавшись мгновенному порыву.

– Вик! Оденься! Обуйся! Вики! – крикнул ей вдогонку отец.

Но она не слышала его. Холодный снег обжег ей ступни, ветер немилосердно облизал ледяным языком щеки. Но, несмотря на холод ненавистной зимы, Вик казалось, что она счастлива. Только чего-то не хватало ей для полного счастья. Но пока Вик не знала, чего именно…

Фрэд Миглс смерил Вик строгим отцовским взглядом. Рядом с Питером Нильсоном, рослым розовощеким деревенским парнем, его худенькая дочь казалась совсем крохой. Вот бы ей такого жениха! – думал он всегда, когда видел красавца Питера, мастера на все руки. Но он знал, что его озорная дочь и Нильсон – просто друзья. Питер был влюблен в ее подругу, Мину Брэйди.

– Значит, ты все дела закончила? – поинтересовался он у дочери.

Вик присела в шутовском книксене.

– Да, папа…

– Покормила овец и лошадей?

– Да, папа…

– Принесла воды?

– Да, папа…

– И не забыла натаскать дров из сарая?

Вик растерянно покосилась на отца. Обычно самую тяжелую работу в доме делал старый Фрэд.

– Нет, папа… Но ты…

Фрэд звонко расхохотался, а за ним покатился и Питер. Вик никогда не понимала, шутит ли отец или говорит серьезно. Когда Фрэд шутил, лицо у него было таким скорбным, будто в деревне начался голод. Или таким хмурым, будто на Вик опять пожаловалась их вредная соседка, миссис Морган. Шутки старого Фрэда понимал только Питер. У него был такой же сумрачный юмор…

– Ладно уж, идите, – произнес Фрэд, закончив смеяться над собственной шуткой. – Только не допоздна. Приведи ее обратно, Пит, – покосился Фрэд на парнишку.

Пит улыбнулся ему свой широкой, обнажавшей все зубы улыбкой.

– Обижаете, мистер Миглс. Я всегда довожу Вик до дома.

– Между прочим, – обиженно вставила Вик, – могли бы и у меня спросить, нужны ли мне провожатые… Я, между прочим, уже не девочка…

– Ты – взрослая девушка, которой негоже шастать одной по ночной деревне… – нравоучительно заметил Фрэд.

Вик чертыхнулась про себя. Ей оставалось только смириться с этим. Таков уж отец. Обжегся на горячем молоке, теперь дует на холодную воду. Вик надеялась, что не унаследует это отцовское качество.

– Пойдем, а то, как всегда, опоздаем, – раздраженно бросила она Питу, как будто друг был виноват в непроходимом консерватизме ее отца. – Анна опять скажет, что я копалась…

Вик натянула на себя толстую куртку с воротником из сомнительного волка, надела сапоги и превратилась в маленький шарик на ножках, утопающий в огромных сапожищах. Меховая шапка дополнила этот образ. Вик терпеть не могла эту одежду, но отец всегда требовал, чтобы она одевалась тепло. Исключением были лишь поездки в Пингтон, но в городе девушку, одетую таким образом, попросту бы засмеяли.