Кристина Ролофсон - Подарок Санта-Клауса
Но Сильви не хотелось быть где-то еще. Ей нравилось ощущать телом грубые ладони. Он высоко задрал свитер, а она сняла его и швырнула на пол; затем, дотянувшись до его рубашки, одну за другой расстегнула пуговицы и кончиками пальцев ощупала широкий, покрытый волосками торс. Они как-то незаметно сняли остальную одежду, и обнаженные тела их были теперь открыты для поцелуев и прикосновений. Он ласкал ее чувствительную грудь и был очень осторожен с телом, недавно перенесшим роды.
Прикосновениями он возбудил ее так, что она, обняв его, смогла только вымолвить: «Ну же», и он протянул руку и вынул презерватив из ящика комода.
Она затаила дыхание, когда он начал входить в нее, и издала протяжный стон, когда он, скользнув внутрь, снова почти вышел.
– Тебе хорошо? – спросил он, наклоняясь над ней и еще раз целуя ее в губы. Она притягивала его все ближе, пока вихрь ощущений не унес ее в тот удивительный мир, где она не могла избавиться от изумления, что что-либо вообще оказывается таким приятным. В тот момент, когда он, просунув под нее руку, притянул ее еще ближе к себе, она достигла высшей точки и разбилась на миллион искрящихся звезд; и он, простонав, последовал за ней. Он продолжал целовать ее, пока они вновь не обрели дыхание. Говорить ничего не хотелось, даже если бы кто-то из них знал, какие слова сейчас нужны.
Он осторожно лег рядом и прижал ее к себе. Закрыв глаза, она почувствовала, как он, прежде чем встать, накрыл простыней ее обнаженное плечо.
Сильви, удовлетворенная, расслабленная, уснула на час и не видела снов. Потом она проснулась и вздрогнула, почувствовав незнакомое тепло лежащего рядом мужчины. Она осторожно повернулась к нему и увидела, что он тоже открывает глаза. Джо, опершись на локоть, уставился на нее; в выражении его лица явно угадывалась ревность.
– Кто он был?
Сильви заморгала:
– Ты считаешь, у тебя есть право задавать мне сейчас подобные вопросы?
– Я говорю не о правах, – сказал он, – я просто спрашиваю, кто был тот сукин сын, который оставил тебя одну с ребенком?
– Это уже не имеет значения, – солгала она, отворачиваясь.
– Но ты же приехала в город, чтобы его разыскать. – (Она не ответила. Она была слишком занята, натягивая через голову свитер.) – А его здесь не оказалось, – продолжал он.
– Да-а, ты, оказывается, очень проницательный.
– Сарказм не твой стиль, Сильви.
Она застыла на месте, прикрывая наготу чем попало, и взглянула на него.
– Вы привыкли разговаривать с маленькой, тихой, жалкой, бездомной женщиной, которая печет булочки с корицей и носит единственную пару джинсов, да? – Она ринулась к двери. – Вы ведь не занимались любовью с этой женщиной, мистер Брокетт. Вы занимались просто сексом – просто замечательным сексом вы с ней занимались, думаю я, судя по счастливому выражению вашего лица. – Она уронила бюстгальтер, подняла его с пола и продолжила: – Вы просто занимались сексом с кем-то, кто не думает, что если человек владеет фермой и имеет деньги в банке, то это дает ему право вести себя высокомерно.
– Сильви…
Она дергала за ручку, не зная, как открывается дверь.
– Черт побери, выпусти меня отсюда!
Он ласково обхватил ее руками:
– Не уходи. Я виноват. – Он поцеловал ее в затылок: – Мне надоел этот свитер. Может, ты снимешь его? Пожалуйста…
Она вздохнула:
– Я еще не закончила орать на тебя.
– Но я же говорю – прости. – Его руки легли ей на грудь, и очень скоро вся одежда, вместе со свитером, кучей валялась на полу. Она развернулась в его объятиях, слыша, как колотится его сердце, а он прижал ее спиной к двери. – Я не считаю тебя жалкой и бездомной. По крайней мере, последние несколько дней.
– Мне тоже не нравится, когда я так о себе думаю, – сказала она.
Он еще крепче обнял ее:
– Давай я снова подарю тебе любовь.
– Диллон может скоро проснуться. – Это слабая отговорка. К тому же она действительно не хочет уходить. Не сейчас.
– Мы услышим, если он заплачет, – Джо улыбнулся, – услышим, поверь. Твой пацан своими легкими может целое стадо в Айдахо угнать. Давай я отнесу тебя в постель, – прошептал он ей в волосы, – только, ради бога, не брыкайся.
Она все же поизвивалась, чтобы еще раздразнить его, и он заключил ее в объятия. На этот раз он поднял ее над собой, и она, вобрав его в себя, коленями обхватила его бедра и обвила его шею руками.
Прошло еще много времени, прежде чем оба уснули.
О боже, что он натворил? От него пахнет сексом, от кровати – тоже. Во всей этой чертовой комнате запах как в борделе, а сам он выжат так, будто провел ночь с той обнаженной троицей, что красуется на обложке эротического журнала на бензоколонке Хоукинса. Нет, он никогда не фантазировал о жаркой любви с тремя пышногрудыми блондинками – по крайней мере с подростковой поры, – но теперь мог догадываться, как чувствовал бы себя мужчина после этого, если бы вообще дожил до рассвета.
Нужно принять душ. Потом – пару таблеток аспирина. А также проверить собственные мозги – осталось ли в них сколько-нибудь здравого ума. Потому что он и впрямь потерял рассудок, когда догадался, чего по-настоящему хочет к Рождеству и когда понес мою горничную наверх.
Джо сел, свесив ноги с кровати, и принялся проклинать себя. Он занимался любовью с Сильви. Не раз. И не два. А трижды. Последний раз они делали это особенно сладко, медленно, в тепле одеял, в то время как северный ветер ломился на второй этаж старого дома.
А потом… потом заплакал малыш. Точнее, возвестил полуночным воем, от которого мурашки по спине, о том, что голоден. Сильви выпуталась из одеял, сгребла в кучу одежду и нижнее белье и ракетой сорвалась к нему. Убраться из комнаты Джо и оказаться в своей было для нее делом пары секунд.
И оставила Джо умирать в тишине, воцарившейся сразу после того, как Диллон предъявил свой талон на питание.
В этот час, когда сквозь домашние, сшитые Дэб шторы просачивался свет забрезжившего утра, Джо почувствовал себя настолько близко к смерти, насколько это может ощущать человек, к которому не вызвали «скорую помощь».
А если Хэнк узнает, что здесь полночи творилось, тогда он точно погиб. Что же его, черт возьми, обуяло? Ведь стоило только получше постараться – и он смог бы прожить без секса еще немного.
Сильви не стала бы врываться в хоровое пение «Ледяного снеговичка» – она не попадала в тон и искренне надеялась, что Диллон не унаследовал от нее отсутствие слуха. И тем не менее она была счастлива, счастлива впервые за многие месяцы.
Она раньше Джо оказалась в кухне, что было необычно: он всегда поднимался до рассвета. Взбив в миске тесто для оладьев, она приготовилась мешать яичницу-болтунью, но тут услышала шаги на лестнице. Она пообещала себе не зардеться румянцем от стыда, когда он войдет, и приготовилась улыбнуться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});