Диана Вишневская - Цыпленок на полотенце

Почему? Она не знала.

Храм. Идет служба. Вокруг — толпа людей. Никто из прихожан не улыбается. Никто из них не выглядит мирным, спокойным, радостным. Даже на Рождество, даже на Пасху. Унылые, мрачные лица.

«Это, наверное, потому, что все сейчас каются внутри себя, — думала Аня. — Вспоминают о своих грехах, страдают, просят прощения».

Сама она со стороны выглядела не лучше. Оно и понятно. «Боже, милостив буди мне, грешной, — молилась Аня, дожидаясь своей очереди на исповедь. — Я такая плохая, я никуда не гожусь. В книжках написано, что надо считать себя худшим из грешников на всей земле. Господи, я стараюсь делать так, как написано в книжках, я почти чувствую себя последней дрянью, но у меня пока что плохо получается, сейчас я укорю себя посильнее, внушу себе, что хуже меня никого нет и быть не может, сейчас, Господи, подожди минутку, я сейчас, я буду очень стараться…»

В старом кино Ирина Муравьева говорит себе: «Я самая обаятельная и привлекательная». Повторяет и повторяет: «Я самая обаятельная, самая обаятельная и привлекательная».

Когда ты стоишь в храме и готовишься к исповеди, надо говорить: «Прости меня, Господи, я самая грешная на всей земле, я настолько плохая, что хуже быть не может». Повторять и повторять: «Я самая грешная. Самая плохая и самая грешная».

И еще надо просить: «Я понимаю, что не достойна Твоего прощения, но Ты меня, пожалуйста, прости, хуже меня нет никого, милостивее Тебя нет никого, ниже меня нет никого, выше Тебя нет никого, я буду почитать своих родителей, как ты велел, мама и папа, простите меня, вы были правы — хуже меня нет никого, вот и церковь говорит то же, что и вы — я должна понять, наконец, что хуже меня нет никого, я должна бороться с собой всегда и во всем, мне нельзя ориентироваться на свои желания, ведь все они — от дьявола, я должна просто слушаться и делать то, что мне говорят. Мама и папа, вы ведь требовали того же, что и церковь — не пить, не курить, не заниматься сексом, не гордиться, быть послушной девочкой, вы были правы, как вы были правы! Простите меня, мама и папа, вы были правы во всем, прости меня, Господи, простите меня все, я — грешная, я — последняя дрянь, я недостойна прощения, всё, что я могу — это всю жизнь вымаливать прощения и Бога, и родителей за то, что я такая дрянь, дрянь, дрянь, последняя дрянь».

Рваная дыра в самооценке Ани росла с катастрофической скоростью. Уж чем-чем, а самовнушением она заниматься умела.

Церковь требовала: «Откажись от любовников». Со скрипом, с мучениями, Аня отрывала от себя человека, с которым в этот момент жила, в которого была влюблена по уши, который любил ее и заботился о ней. По ночам ей снился свист — звук, с которым выходит воздух из воздушного шарика.

Церковь говорила: «Брось пить и курить», и этим всё больше и больше напоминала родителей.

Родителей — атеистов, неверующих. Которые, тем не менее, хотели от Ани абсолютно того же, что и церковь.

И точно так же ничего не давали взамен.

Одна из множества книжек, которые Аня успела за год накупить в церковной лавке, называлась: «100 вопросов о вере». Вопросы новоначальных христиан в ней были выделены жирным шрифтом и пронумерованы, под каждым вопросом шел ответ священника.

Многие вопросы были близки Ане, она тоже хотела получить на них четкие, понятные ответы. Однако ее желание так и осталась неудовлетворенным. Все ответы были расплывчатыми и как будто не имели никакого отношения к жизни Ани. И все они сводились к одной и той же формуле: «Терпите, молитесь, соблюдайте пост, исполняйте заповеди». Ну, и еще — смиряйтесь, не гордитесь, не осуждайте ближних, помните о своих грехах и боритесь с ними.

Примерно то же самое говорили Ане и священники в храме. Все они были очень милые люди, добрые и понимающие, все были готовы уделять Ане столько времени и внимания, сколько ей потребуется. Но если Аня задавала кому-то из них конкретный вопрос, ответ был всегда один: «Терпите, молитесь, исполняйте заповеди…»

Создавалось впечатление, что священников этому учат, прежде чем рукоположить. Дают инструкции: «Если прихожане будут вас о чем-то спрашивать, не несите отсебятины. Говорите только то, что прочитали в книгах. А именно, советуйте терпеть, молиться, соблюдать пост…»

Почти все священники были молодыми — того же возраста, что и Аня, или немного постарше. Отношения с ними были очень похожи на дружбу, на взаимное уважение и взаимную симпатию. У Ани не было никаких причин обижаться или сердиться на них. Более того, ей было очень хорошо рядом с ними — их лица, в отличие от лиц прихожан, были светлыми и умиротворенными. Более того — священники улыбались!

И всё же, и всё же…

Как-то раз, возвращаясь из храма вместе с женой одного из священников, Аня пожаловалась:

— У меня столько вопросов, а я не могу найти на них ответ. И священники ничего толком не говорят, и в книгах ничего вразумительного найти нельзя. Будто в тумане брожу.

Жена священника кивнула:

— Я когда только начала в храм ходить, у меня то же самое было. Столько вопросов… Я всё время к батюшкам приставала, спрашивала. Так неудобно — отнимать время у людей.

— Вот-вот! — с жаром откликнулась Аня. — Ужасно неудобно. Они, конечно, готовы помочь, и совершенно искренне готовы, но всё равно ведь неудобно! Потому что прихожан много, мы же не единственные тут, всем нужны ответы. А у меня этих вопросов — просто миллион! Что делать-то?

— Знаешь, я тогда, давно, спросила у батюшки почти то же самое — что делать? Вопросов — тысячи, ответов на них нет, а если есть — то тут же возникают другие вопросы. Батюшка посоветовал молиться, чтоб вопросов стало поменьше.

— И ты молилась?

— Ага.

— И как?

— Ну, вроде бы, стало поменьше…

Придя домой, Аня тут же принялась молиться о том, чтоб вопросов стало поменьше. И повторяла этот ритуал ежедневно в течение многих недель.

Дело кончилось тем, что она просто перестала спрашивать и смирилась с туманом в голове. Видимо, так надо — ничего не понимать, ничего не осознавать, не соотносить с собственным опытом, не думать, не переживать происходящее в церкви, как часть своей жизни. Видимо, верить — это значит не думать. Просто верить и всё.