Диана Вишневская - Цыпленок на полотенце

Прожевала, проглотила, надкусила еще раз. И вдруг поняла, что успокоилась — безумное желание прошло.

«Нельзя же было», — грустно подумала Аня. Ей захотелось выбросить остатки колбасы в урну — такой виноватой она себя чувствовала.

Некоторое время Аня боролась с собой («выбросить или не выбрасывать?»), в итоге решила, что хватит на сегодня эксцентричных поступков — завернула колбасу в полиэтиленовый пакет, положила в сумку и пошла домой.

Все остальные инструкции священника она выполнила в точности и чувствовала себя при этом спокойно и радостно.

Потом было крещение, во время которого Аня, разумеется, ждала каких-то особенных переживаний и, как это обычно бывает, ничего особенного не почувствовала. После того, как всё закончилось, к Ане подошла женщина в платке и длинном закрытом платье, которая в течение часа до этого зажигала свечки и очищала поддон от воска. Женщина настойчиво посоветовала Ане прямо сейчас пойти купить иконы и молитвослов, потому что все крещеные просто обязаны иметь и то, и другое. Аня покивала, поулыбалась и ушла домой, даже не заглянув в церковную лавку.

Спустя две недели, в течение которых Аня молилась всё чаще, она почувствовала желание иметь дома хотя бы одну маленькую иконку. Да и книжки не мешало бы почитать, а то ведь ничего непонятно — столько вопросов, где искать на них ответы? В церковной лавке она приобрела две книги, две иконы и молитвослов.

Через месяц Аня впервые пришла на исповедь. А затем начала исповедоваться и причащаться каждые три-четыре недели.

Перед исповедью надо было несколько дней поститься, Ане это давалось легко. О том своем зверском, совершенно необъяснимом желании колбасы она вспоминала с улыбкой.

Мирная жизнь с регулярными исповедями и причастиями продолжалась больше полугода. Затем Жене потребовалось уехать на две недели в командировку, потом — задержаться в поездке еще на месяц. А после оказалось, что он сможет вернуться очень и очень не скоро — если вообще вернется…

Расставание прошло тяжело.

Женя знал, что слишком долго Аня его ждать не сможет. Она не из тех, кто ждет.

Аня рассказывала ему о своем детстве. И о том, что теперь она не выносит одиночества — ей непрерывно требуется чья-то любовь, внимание, одобрение, интерес к ней, Ане.

Люди с нормальным детством могут быть самодостаточными — они всегда, пусть и бессознательно, помнят, что их любили родители. Нормальные люди знают, что достойны любви, у них есть опыт такой любви, у них есть фундамент — прочное, заложенное в детстве убеждение, что их могут любить такими, какие они есть.

Женя знал, что Аня не входит в число нормальных людей. В том месте самооценки, где у других присутствуют образы любящих родителей, у Ани расползалась рваная дыра. Через эту дыру из нее, как из воздушного шарика, уходил воздух. И закрыть ее мог только любящий человек — заменитель родителей, мужчина, находящийся рядом, мужчина, который еженедельно, ежедневно самим своим существованием, самим присутствием рядом доказывал, что Аня достойна любви.

Женя всё это знал. Но он всё-таки остался там, далеко-далеко, надолго-надолго, и не позволил Ане приехать к нему. Видимо, у него были свои причины, чтоб сказать «Нет».

Да, расставание прошло тяжело, но Аня привыкла выбираться из таких ситуаций. У каждого человека есть право говорить «Нет». И у Жени есть такое право. Ничего. Переживем. Не он первый, не он последний. Переживем.

Прошло еще несколько месяцев. Аня перестала переживать из-за Жени, жила с другим мужчиной, когда вдруг осознала, что она уже год, как постоянная прихожанка православной церкви. Аня попыталась ответить себе на вопрос, почему она туда до сих пор ходит — и не смогла. Всё было противоречиво и совершенно запутанно.

Была ли она верующей? Аня не знала. Ей казалось, что да. И в то же время в церкви она чувствовала себя членом организации, законы которой Ане были совершенно непонятны. Организации, в которую Аня оказалась случайно втянута и из которой уже не могла выйти.

Почему не могла? Потому что в течение этого года Аня очень старалась стать по-настоящему верующей. А верить, — полагала она, — это значит воспринимать информацию некритично. Не думать, не подвергать сомнению, не соотносить с собственным опытом. Просто делать, что сказано, и верить, что так — правильно.

Она очень старалась изменить свои прежние убеждения. Она впускала в себя информацию, почти не просеивая ее, она насильственно внедряла в свою голову то, что читала в православных книгах, и то, что говорили священники.

Между книгами и словами священников противоречий не было — значит, всё хорошо, значит, всё правильно, думала Аня. Правда, и то, и другое противоречило тому, что думала и чувствовала она сама. Но… «Не доверяйте себе, — учили и книги и священники. — Делайте, что сказано. Всё остальное вам нашептывает дьявол».

Не доверять себе…

Кто толкал Аню перед крещением купить колбасу, кто внушил совершенно зверское желание мяса в момент, когда обязательно нужно было поститься?

В книгах был ответ на этот вопрос. Там приводились аналогичные случаи — как раз в качестве примеров типичных искушений. И давались инструкции — если тебе внушают что-то подобное, надо бороться с собой.

Восемь лет Аня жила, ориентируясь только на свое чувство того, что правильно, а что — нет, что хорошо, а что — плохо. Церковь сказала: «Ты жила неправильно. Себя слушать нельзя. С собой надо бороться».

Выходило, что церковь должна была занять то место, на которое когда-то претендовали родители Ани.

«Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел…» От кого уходить теперь — от церкви или от себя?

Вопрос стоял именно так — либо возвращаться к прежней жизни и отказываться от веры в Бога, либо…

Аня выбрала второе «либо».

Почему? Она не знала.

Храм. Идет служба. Вокруг — толпа людей. Никто из прихожан не улыбается. Никто из них не выглядит мирным, спокойным, радостным. Даже на Рождество, даже на Пасху. Унылые, мрачные лица.

«Это, наверное, потому, что все сейчас каются внутри себя, — думала Аня. — Вспоминают о своих грехах, страдают, просят прощения».