Патриция Нолл - Белые розы Аризоны
— Жалости заслуживает не шляпа, а эта безмозглая крылатая дрянь! Завтра съедим ее на обед.
— Вы намерены ее убить?!
— А вам хочется спасти ей жизнь? Да вы с ума сошли!
— Может, все же ее удастся приручить… — Выражение лица Сета заставило Жанну замолчать. Она вздохнула. — Давайте запрем ее сейчас в курятник, а утром решим, что с ней делать.
— Мы решим? Курица-то моя! Что хочу, то и делаю.
— Но не хотите же вы вот так, наспех, вынести ей смертный приговор!
Сет возмущенно фыркнул.
— Вам никогда не говорили, что вы властная женщина?
Жанна усмехнулась и отступила.
— Я постараюсь выкинуть это из головы. Жду вас в грузовике.
— Да уж, пожалуйста!
С тортом и шляпой Сета в руках Жанна взобралась в кабину грузовика. Порывшись в отделении для перчаток, она нашла то, что искала, — маленькую аптечку. Когда Сет открыл дверцу машины, она уже помазала антисептиком все свои ранки и пыталась выправить его шляпу.
Сет сел за руль и печально взглянул на павший в боях головной убор.
— Новенькая, с иголочки.
— Вижу. И она вам очень шла, — серьезно подтвердила Жанна.
— А сейчас она как две капли воды походит на ту, что Фестус Хаген носил в картине «Орудийный дым».
Жанна не смогла удержаться от улыбки.
— Ну нет, уж скорее на шляпу хагенской лошади.
— Да, — согласился Сет, судя по выражению его загорелого лица раздосадованный не меньше, чем маленький мальчик, сломавший подаренную ему игрушку с рождественской елки. — Жанна, почему эта курица вас возненавидела? Можно подумать, что у вас какие-то личные счеты. — Он повернулся к ней, глаза его озорно блестели. — Видели бы вы, с какой ловкостью перемахнули через куст роз на своем пути! По-моему, вы вполне можете участвовать в Олимпийских играх.
— Получу золотую медаль за бег с препятствиями в виде розовых кустов, да?
— Вот именно! А если замедлите темп, можно будет послать вам вдогонку какую-нибудь Ведьму.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, а затем одновременно расхохотались. Когда они успокоились, Сет вытащил из кармана носовой платок и протянул Жанне. Вытерев глаза, она придвинулась к нему поближе, чтобы взглянуть в зеркальце заднего вида — проверить, не потек ли макияж. Все оказалось в порядке, и она, было, отодвинулась обратно на свое место, но он поймал ее за руку.
— Сидите здесь.
Смеющееся его лицо излучало тепло. Исчезла напряженность, так мешавшая их отношениям в последние несколько дней, и Жанна в ответ с готовностью улыбнулась.
Она устроила понадежнее торт у себя на коленях, Сет включил двигатель, они выехали на дорогу и спустя несколько минут уже были у ворот дома Кэрол и Роба Бёрнсайд. Здесь было полно машин, и Сету пришлось припарковаться на дороге.
— Все окрестные жители собираются два раза в году на подобные праздники — один здесь, другой у Эмми, — сообщил Сет. — Танцуют, женщины обмениваются кулинарными рецептами, мужчины — побасенками о своих невероятных подвигах, затем все нажираются до отвала и расходятся по домам.
— Звучит очень привлекательно. — Жанна была искренна, ведь точно так же проходят все самые изысканные приемы в Голливуде. Вопреки распространенному мнению людей непосвященных, даже интересные гости, собирающиеся на самые престижные тамошние вечеринки, весь вечер только и говорят что о своих семейных и домашних делах.
Сет взял ее руку и положил на свой локоть. Жанна ощутила сталь его мускулов.
— А я думала, вам будет неприятно, если люди не поверят, что я ваша домработница, — сказала она.
Сет остановился и повернулся к ней.
— Мне теперь наплевать. А вам?
Ее улыбка чуть было не рассеяла вечерние сумерки.
— А мне тем более!
Кивнув, он повел ее во двор Бёрнсайдов, где и происходило празднество. Людей была тьма-тьмущая, стереосистема играла музыку в стиле «кантри». Большинство пар кружились в танце, но кое-кто был поглощен беседой. Между взрослыми шныряли ребятишки, игравшие в пятнашки. Периодически то одна, то другая мать обращалась к детям с просьбой пойти поиграть в палисадник, но они, не отвечая, продолжали бегать среди взрослых.
Сет прошел с Жанной вперед и представил ее хозяевам.
Роб Бёрнсайд, высокий и худой, как Сет, отличался от него тем, что глаза его искрились счастьем жизни. Кэрол, маленькую незаметную женщину, красила ее улыбка, а улыбалась она часто. Поцеловав Жанну, Кэрол осведомилась о самочувствии Эмми, предложила напитки новым гостям и побежала менять пластинку на стереопроигрывателе. Подошел Хосе, пригласил Жанну танцевать и закружил ее в каком-то бешеном вихре, так что голова у нее пошла кругом, а в висках застучало. Жанна даже удивилась могучей энергии этого обычно такого спокойного пожилого человека.
Жанна станцевала с Хосе два танца и по одному с каждым из мальчиков Коллинзов. Наступила желанная передышка, и она в изнеможении упала на стул, а Сет принес ей стакан пунша, к которому она с благодарностью припала.
— Следующий медленный танец — мой, — сообщил Сет с улыбкой, от которой вспыхнуло ее и без того раскрасневшееся лицо.
— Хорошо.
Еще несколько секунд Сет продолжал стоять около ее стула, но она заметила, что он не сводит глаз с компании мужчин, с которыми только что разговаривал. Нежно улыбнувшись, она произнесла:
— Сет, вы вовсе не обязаны развлекать меня. Возвращайтесь к своим друзьям. Думаю, — тут и глухой услышал бы насмешку в ее тоне, — надо поделиться с ними новым способом усмирения наседок путем вывертывания им шеи.
— Делиться нечем, — усмехнулся он. — Они уже в курсе дела. А иначе с чего бы они, по-вашему, так гоготали?
— Ума не приложу, — с самым невинным видом ответила Жанна.
Бросив на нее грозный взгляд, явно означавший «поговорим попозже», Сет вернулся к товарищам. Наблюдая за ними, Жанна вспомнила слова Эмми об особенностях ковбоев. Действительно, ничто в их поведении не напоминало замашки семейных людей, особенно когда они стояли эдакой обособленной стайкой. Наверное, все они любящие отцы и мужья, но эти чувства запрятаны в самой глубине их душ, чтобы ничто не могло поставить под сомнение их независимость и самостоятельность.
Интуиция подсказала Жанне, что жалобы родительского совета и педагогов на ребенка ковбоя не приведут того в отчаяние, но если кто-нибудь попробует обидеть его дитя, он появится у дверей школы еще до рассвета.
Все мужчины, стоявшие рядом с Сетом, были высокие и худощавые, да иначе и быть не могло — работа на ранчо отнюдь не располагает к полноте. А чувства свои они, скорее всего, прячут для того, чтобы лишние переживания не мешали работе и не отвлекали от нее.
