Виктория Уолтерс - Вторая любовь всей моей жизни

Мы подошли к воротам моего дома, остановились. Наши взгляды встретились. Где-то в животе у меня все затрепетало, и, чтобы подавить это ощущение, пришлось сглотнуть.

– Хочешь… хочешь войти? – еле выдавила я, не будучи уверена, какой предпочитаю услышать ответ, но довольная тем, что решение придется принимать ему. На этот раз никаких случайностей не будет.

– Думаю, мне стоит позволить тебе выспаться, – наклонившись, он коснулся губами моей щеки. – Я безумно рад проводить это лето с тобой, – шепнул он мне на ухо.

Выпрямившись, он еще мгновение искал мои глаза и внезапно подался вперед и поцеловал меня в губы. Все произошло слишком быстро, и он сразу же отстранился, как будто следующий поцелуй пошатнул бы его решимость уйти. Мою бы точно пошатнул. Даже от столь легкого, нежного поцелуя по моему телу пошли волны тепла. Я не была уверена, что кто-то из нас смог бы себя контролировать, если бы мы дали волю страсти…

Я наблюдала, как он спускался по дороге, и повернула к дому, с недовольством отмечая чувство пустоты, вызванное его уходом. Ведь я знала, что, даже если бы не поехала на пленэр, он все равно вернулся бы домой к концу лета. Ничто не в силах было предотвратить нашу разлуку. То, что было между нами – что бы это ни было, – было обречено на недолговечность.

У порога меня встретил Тейлор, и его вид отогнал мои мрачные мысли. Он с урчанием побежал за мной к лестнице, и я позвала его с собой наверх. Я забралась в постель, он тут же прыгнул и умостился у моих ног на покрывале. Его присутствие согревало и успокаивало. Как приятно, что я нашла его с помощью Роберта.

Я чувствовала себя в начале новой главы своей жизни и знала, что единственным способом продолжить листать ее страницы и идти вперед было решить, смогу ли я поехать на этот пленэр. Я должна была понять, хочу ли я рисовать. Могу ли я все еще этим заниматься. Время пришло. Бежать или прятаться я больше не могла.

Глава 17

Когда я приехала, на пляже не было ни души – все из-за затянутого тучами неба. В руке я сжимала альбом, сердце стучало где-то в районе горла. Я разложила на песке покрывало настолько близко к морю, насколько было возможно, чтобы меня не окатило нахлынувшей волной, и уселась на нем с альбомом на коленях. Взяв карандаш, я уставилась на, казалось бы, бесконечную темно-синюю воду. Я начала было делать штриховку моря, как уже делала много раз до этого, но снова почувствовала кризис. Вздохнув, я принялась постукивать карандашом по бумаге. Внезапно тучи стали рассеиваться, кое-где появились светло-голубые лоскутки неба.

– Так и думала, что это ты, – услышала я чей-то голос сквозь пелену своего разочарования. Передо мной стояли Эмма и Джон, держась за руки. Я улыбнулась.

– Мы только что позавтракали у миссис Моррис. А ты что… рисуешь?

– Пытаюсь. Посидите со мной?

Они примостились рядом на покрывале. Эмма в длинном платье сегодня просто источала сияние, а на Джоне были легкая рубашка и светлые брюки. На вид – идеальная пара, но, вместо того чтобы ощутить свое одиночество от этого, я почувствовала прилив вдохновения. Не считая случайных набросков знакомых людей, я преимущественно изображала пейзажи, и каждый раз мои работы были такими… педантичными. Я всегда писала на картинах то, что видела, а не то, какие ощущения у меня это вызывало.

Джон рассказывал Эмме что-то о раздражающем его клиенте на работе, и в том, как она смотрела на него, я увидела любовь. Внезапно я снова ощутила искорку. Мне больше не хотелось рисовать вещи. Своими картинами я должна о чем-то говорить. Я снова коснулась карандашом бумаги и стала делать наброски, как они сидят на покрывале, глядя друг на друга, их руки переплетены. Затем я обозначила глаза Эммы и отметила ту искорку, которую видела в них. Я провела линию между ее глазами и глазами Джона. Рисунок приобрел элемент абстракционизма – я изображала то, как вижу эту связь между ними. Я смотрела сквозь них, как на тени, а рисовала людей, которых знаю. Я нарисовала сердце Эммы, которое билось у нее под платьем, хотя и не могла его видеть; я представила, как оно выглядит, когда она говорит с мужем. Я почувствовала дрожь, которую не чувствовала давно, и потеряла интерес ко всему, кроме того, что создавалось на бумаге. Боже, как же это было чудесно! У меня колотилось сердце, я ощущала, как адреналин распространяется по телу. Я знала, что у меня на лице играет улыбка, несмотря на то что глаза были сосредоточенно сощурены.

– Роуз, – громкий голос Эммы отвлек мое внимание.

Я подняла взгляд:

– Что?

– Нам пора. Мы не хотели тебе мешать, но мы пробыли тут уже два часа, – произнесла она с жизнерадостной ухмылкой. Я могла поспорить, она была довольна тем, что я вернулась к рисованию. – А можно посмотреть?

– Еще нет, – ответила я. – Ничего, я все запомнила, – я снова взглянула на рисунок. – Поговорим позже.

Я ощутила, как мне что-то накинули на плечи: Джон оставил свою куртку. Я подняла голову, чтобы поблагодарить его, но их уже и след простыл. Я взглянула на полуготовую работу и могла сказать, что это было лучшее, что я когда-либо делала. В самом деле могло что-то получиться. Это было что-то другое. Возможно, я наконец дала волю чувствам в своем творчестве. Я закусила губу. Все оказалось не так страшно, как я думала. По правде говоря, было такое чувство, словно тот груз, который я все время чувствовала в груди, немного полегчал.

На бумагу упала капля. Я нетерпеливо смахнула ее, снова начав штриховать. Но тут другая капля смазала уголок моей работы, и мне пришлось поднять голову. Следующая капля упала мне прямо в глаз, и я поняла, что начался дождь. Небо над головой почернело, пляж полностью опустел – осталась одна я. Вот незадача. Я судорожно закрыла альбом, сгребла рюкзак и покрывало с песка как раз перед тем, как полило по-настоящему. Дождь хлестал тяжелыми каплями. Я развернулась, приготовившись к побегу, но в этот момент мой взгляд упал на террасу, ведущую к отелю. Там стоял Роберт. Он наблюдал за мной.

Я выждала мгновение, пока он помахал мне рукой, а затем зашагала к нему навстречу, срываясь на бег: дождь превратился в плотную завесу, сквозь которую почти ничего нельзя было разглядеть, волосы прилипли к лицу. Когда я оказалась рядом, Роберт протянул мне руку, и мы помчались в ресторан отеля. Там не было ни души, и мы расхохотались, стряхивая с себя капли воды и переводя дух.

– Я задавал себе вопрос, как скоро ты заметишь, что идет дождь, – объяснил Роберт.

– И сколько ты там стоял?

– Какое-то время, – он с улыбкой убрал с моего лица мокрую прядь. – Никогда не видел более сосредоточенного на работе человека.

Он бросил взгляд на альбом.

– Было здорово наблюдать за этим.

– Я сейчас ощущаю себя живой, – заметила я, все еще возбужденная от рисования. Я почувствовала на себе его взгляд; он словно обдавал меня жаром сквозь намокшую одежду и проникал под кожу. Я бы никогда не подумала, что люди могут обладать обжигающим взглядом, но у Роберта он был именно таким.

– Ты выглядишь живой, – мягко сказал он, затем притянул к себе и поцеловал.

Я была сама не своя и не смогла не поддаться искушению немного продлить поцелуй. Я провела ладонью по его груди; прилипшая к ней мокрая футболка обнажила очертания рельефных мышц пресса. Интересно, насколько он успел разглядеть меня?

Роберт слегка отстранился.

– Роуз, есть вещи, которых ты обо мне не знаешь, – серьезно произнес он, в ожидании ответа вглядываясь в мое лицо.

Я покачала головой:

– Есть вещи, которых и ты обо мне не знаешь, но мы можем их выяснить вместе.

Он заколебался:

– Но…

Я задрожала от холода, и он сжал руками мои плечи.

– Ты замерзла. Надо бы тебе избавиться от мокрой одежды. Хочешь… в смысле, хочешь переодеться у меня в комнате? Могу тебе дать какие-то вещи.

– Ну что ж, все равно мы носим одно и то же, – ответила я с улыбкой, довольная тем, что он снова выглядел спокойным. Казалось, он нервничал сильнее, чем я.

Роберт взял мои вещи и вывел из комнаты. Мы шли по отелю, и пульс у меня все учащался. Роберт поспешно тащил меня, и я догадалась, что он надеется, что мы не попадемся никому на глаза. Это было уютное местечко, которое украшали деревянные балки и камины, а также картины и статуи, хаотично расставленные повсюду.

К счастью, нам удалось пробраться незамеченными вверх по витой лестнице в единственный номер на последнем этаже. Неудивительно, что он выбрал именно его, хотя его обычно заказывали только новобрачные. Это напомнило мне, что он родом из совершенно иного мира, даже когда наши руки переплетены так тесно, как сейчас, и кажется, будто ничто не в силах разлучить нас. Роберт толкнул дверь и пропустил меня внутрь. Я тихонько ахнула, впервые очутившись в этом месте. Здесь было действительно бесподобно. В самом центре просторной комнаты стояла огромная кровать с балдахином, из окон открывался впечатляющий вид на Толтинг. Комната была выполнена в богатых красных и золотых оттенках, окна обрамляли тяжелые шторы, под ногами был гладко отполированный деревянный пол, а в одном из углов висело зеркало с орнаментом, отражающее нас обоих.