Морячка с Кавказа - Нина Александровна Иконникова
11
Прошли две недели. Я живу у Володи в каюте, и млею от давно забытого чувства – любви. Этот огромный суровый человек отдает мне столько нерастраченной нежности, что я понимаю, он слишком долго был так же одинок, так же как и я. Одиночество и любовь – это родные сестры, они всегда рядом. Чтобы оценить, какое же это счастье – любовь, нужно обязательно пройти через одиночество. В молодости, встретив любовь, мы надеемся, что это на всю жизнь. Но часто бывает так, что пылкие чувства быстро испаряются. А если ты встретил любовь в зрелом возрасте, то это просто подарок небес. Мне повезло, что со мной произошло это волшебство: чудо любви. А, может, вопреки всему?
– Володечка, меня на берегу ждет жених, – вечером мы пьем кофе и я решаюсь расставить все точки над нашими отношениями. – То, что я здесь, у тебя, это предательство по отношению к нему. И мне, конечно, не нравится эта ситуация, но я ничего не могу с собой поделать.
– Нет, я тобой не согласен. Предают мужей, или любимых. А он тебе не муж и ведь ты его не любишь. Просто когда вы встретились, тебе было очень одиноко. Признайся, что ухватилась за него, как утопающий за соломинку. И тебя можно понять, ты совсем одна в чужом городе, родственники не в счет. Ведь хотелось же, чтобы кто-то приласкал, пожалел? И его понять можно: такие женщины, как ты – это призовой лотерейный билет в жизни.
Смотрю на него с удивлением. Никогда в своей жизни не считала себя чем-то таким необычным, вроде лотерейного билета.
– Ну, вот видишь, тебе в жизни никто не говорил таких слов. А я вот сразу понял, что ты уникальная и рождена только для меня. И я тебя теперь никому не отдам. Моя хорошая, мне нужно идти в цех. А ты отдыхай. Утром принесу тебе кофе в постель, – нежно говорит он, целует меня и уходит.
Владимир практически не спит. Я никогда не думала, что капитан может не спать сутками. О еде вообще речь не идет. Пока трюмы заполняются рыбой, он сам худеет килограммов на десять. Очень тяжелый, изматывающий тело и душу труд.
Мой сон где-то заблудился, и я присела у иллюминатора. Как вдруг увидела, что в океане горят яркие точки, и их очень много. Начинаю считать, получилось триста семьдесят восемь огней. Что это такое? Город? Какой город в океане, ничего не понимаю. Может мы уже к берегам Японии подошли?
Разбудил меня поцелуй, и конечно, запах кофе.
– Володя, я насчитала ночью какие-то яркие огоньки в океане. Это Япония, да? – спешу поделиться с ним моим открытием.
– Нет, это корабли. Мы в районе промысла краба. В Японии будем дней через десять.
– Что, больше трехсот судов ловят краба?
– Не только краба, но и рыбу. А что тебя удивляет?
– Ну, надо же, какой огромный океан, а все в одном месте собрались.
– Нет, ну какой же ты ребенок! – он обнимает меня, такой весь холодный с мороза, и смеется над моей морской дремучестью. – Выходи сегодня вечером на палубу, я тебе чудо покажу.
– Издеваешься, да? Я в чудеса давно не верю.
– А ты верь, и они обязательно произойдут.
Он нежно прижимает меня и целует, целует. Господи! Как же я люблю этого мужчину! Но нехорошая мысль постоянно контролирует мои чувства: «Это все временно». Она постоянно откуда-то выползает и не дает мне окончательно расслабиться
Гюрза, естественно, знает о моих отношениях с капитаном. Она теперь ведет себя намного тише, понимая, что у меня теперь есть защитник. Любовницу капитана горбатой уже не с руки делать. Я же пользуюсь моментом, сегодня размораживаю вареную колбасу и начинаю жарить ее на завтрак. Аромат на камбузе стоит отличный. И, мурлыча себе под нос песенку, радуюсь новому дню.
– Ах ты, зараза! Интеллигентка паршивая! Опять колбасу команде жаришь! Я же тебя предупреждала, чтобы ты этого не делала! – раздается за моей спиной Галкин визг. И вновь едко расползается запах перегара, – пусть так жрут, не жареную. Не балуй команду, не бояре!
О! Давненько она не напивалась и не орала, целая неделя прошла.
– Галя, но ты ведь сама не ешь размороженную колбасу с морозильника. Зачем-то ее жаришь. Зачем? Наверное, так вкуснее. Моряки такие же люди, как и мы с тобой. За что ты их так люто ненавидишь? –понимаю, что она пьяна, поэтому отвечаю очень спокойно. Не позволяю себе в ответ орать.
– Зато ты, интеллигентка хренова, всех любишь, всем хорошей хочешь быть. Мамочка с папочкой на ручках деточку носили и облизывали. А мы, люди простые, не нравимся таким фифам, как ты. Ишь, ты, раз легла под капитана, думаешь, королева теперь?! – Гюрза орет так, что даже не слышно тяжелого скрипа парохода.
Долго же она молчала, терпела бедная. Меня трясет от ее слов, и развернувшись, отвешиваю ей такую оплеуху, что пьяное создание, измученное алкоголем и ненавистью, улетает к двери. Она сильно ушиблась спиной и громко вскрикнула, ударившись о переборку. Затем свалилась на пятую точку, раскинув ноги, и, кажется, немного протрезвела.
– Теперь послушай меня – киплю от негодования. – Я из такой же простой семьи, как и ты. Моя мама, когда жили в станице, держала кур, коров, огород сажала, а по ночам, когда все спали, она не отдыхала, а кроила для ателье пальто и платья. Отец всю жизнь на буровых работал. А до этого всю войну на пузе от Кавказа до Берлина прополз. Был ранен в обе ноги, и, истекая кровью, до последнего прикрывал отход наших войск. Знал, что идет на верную смерть. А был же совсем пацан. Знаешь, как жить хотел? Но остался умирать, чтобы другие жили. Его в плен взяли, а он сбежал оттуда. Не позволил себе расслабиться, выжил. Затем до самой Победы в разведке служил.
И не тебе обсуждать меня и мою семью. Не смей своим грязным языком говорить о моей семье! Поняла? Я всю свою жизнь
