Не отдавай меня ему - Лия Султан
— Нет, пусть она знает, что сделала!
Я отступаю, словно от удара.
— Зулейха-ханум, я…
— Молчи! Не смей мне ничего говорить! Ты разрушила мою семью! Прокляну тебя! Да сгниёт твоё чрево, раз ты не смогла дать мужу ребёнка и совратила его брата!
Её слова подобно плети бьют хлёстко и невыносимо больно. Внезапно между нами встаёт Джала. Её обычно доброе лицо сурово.
— Ханум, опомнитесь! Побойтесь Аллаха! Как вы можете говорить такое? Уходите из этого дома!
— Я не уйду! — Зулейха истерично смеётся. — Позвоню сыну! Посмотрим, кого он выгонит!
— Звоните, — спокойно говорит Джала. — Хозяин знает, где правда.
— Сын против матери не пойдёт! — кричит Зулейха, но в её голосе слышна неуверенность. — Но и я здесь не останусь, пока эта дрянь здесь. Пойдём, Зарина! А ты, — она снова смотрит на меня, — будешь жить с этим. С моим проклятием. Оно будет преследовать тебя и весь твой женский род.
Она разворачивается и уходит, хлопнув дверью так, что задрожали стены.
Я стою, прислонившись к стене, и дрожу. Джала подходит ко мне, пытается обнять.
— Не слушай её, дочка. Это злость говорит в ней.
— Нет, — плачу я, отстраняясь. — Джала, пожалуйста, не говори об этом Джафар-бею. Хватит с него. Он из-за меня со всеми переругался. С братом, с матерью, сестрой. Хватит. Не хочу больше ничего знать об этой семье. Завтра же уеду.
Джала хочет возразить, но видит моё лицо и лишь грустно вздыхает.
— Иди отдохни, кизим. Ты бледная, а тебе нельзя нервничать.
Я киваю и, пошатываясь, ухожу к себе. Голова раскалывается от боли, в висках стучит. Задернув шторы, ложусь в постель, надеясь, что сон принесёт забвение.
Просыпаюсь от внезапных, тянущих болей внизу живота. В комнате темно. Я вся в липком, холодном поту, меня бьёт мелкая дрожь. Я включаю ночник и не сразу соображаю, сколько времени и сколько я проспала.
И только теперь я чувствую под собой влагу, сбрасываю одеяло и вижу, как на бежевой простыне расползается и алеет кровавое пятно.
Сначала я не могу даже пискнуть. Потом воздух с силой вырывается из моих лёгких, превращаясь в дикий, животный крик, полный такого ужаса и отчаяния, что, кажется, слышен во всём доме и за его пределами.
— Джала! — кричу, вцепившись в простыню, глядя на кровь, что отнимает у меня всё будущее. — Джала, помоги!
Глава 24
Прямоугольный белый потолок. Тиканье часов на стене. Пение птиц, доносящееся из приоткрытого окна. Я лежу и смотрю, как прозрачная жидкость из бутылька по тонкой трубке стекает в мою вену. Холодная струйка внутри — единственное, что я сейчас чувствую. Внутри осталась только бездонная пустота: там, где всего несколько часов назад билось маленькое сердце, теперь нет ничего.
Джала сидит рядом на стуле. Её тёплая ладонь лежит на моей ноге поверх одеяла, мягко поглаживая.
— Девочка… — тихо говорит она, и в её голосе столько боли, что мне хочется плакать, но слёз нет. Они все вышли там, в машине, когда я кричала от невыносимой боли в животе и в душе. — Ты ещё молодая. Аллах даст тебе ещё детей, всё ещё будет в твоей жизни.
Я медленно перевожу взгляд на неё. Голос звучит ровно и глухо, будто из глубокого колодца:
— Я не хочу ничего. Только чтобы меня все оставили в покое.
Она сжимает мою ногу сильнее.
— Не говори так.
— Это правда, — шепчу я, снова глядя в потолок. — Если бы не ты, возле моей койки никого бы и не было. По факту, я в жизни была нужна только своей маме. Даже родному отцу всегда было всё равно. Он быстро женился после смерти мамы, привёл в дом другую женщину, спокойно отдал меня Зауру, когда пришло время, лишь бы сбыть с рук.
Джала качает головой, её глаза наполняются слезами.
— Джафар, как только узнал, сразу приехал. Он за дверью. Ждёт. Боится зайти.
Стоит услышать его имя, острый ледяной кол вонзается в сердце.
— Ему не надо, — выдыхаю. — Будет лучше, если он уедет. И отпустит меня. Я и так принесла ему столько бед. А он… кто бы что ни говорил, он не заслуживает этого. Он заслуживает счастья и покоя.
В этот момент в палату входит медсестра. Она улыбается мне сочувствующей улыбкой и ловко снимает капельницу. И именно в этот миг дверь снова открывается — входит Джафар-бей. Он стоит на пороге, огромный и вдруг такой неуверенный. В его глазах — буря из вины и страха. Джала молча встаёт и выходит, давая нам возможность побыть наедине. Тишина становится мучительной.
Джафар подходит и тяжело опускается на стул, который только что занимала Джала. Несколько секунд он просто смотрит на меня, а я не выдерживаю этого взгляда и отвожу глаза к белой стене. Кажется, если посмотрю на него дольше, во мне что-то окончательно надломится.
— Латифа, — зовёт он надтреснутым голосом. — Этого не должно было случиться.
Я делаю глубокий вдох, собирая остатки сил. Пришло время говорить правду. Всю.
— Ваша мама, Джафар-бей, была сегодня в доме, — начинаю я, глядя в стену. — Она прокляла меня. И весь мой род.
Я чувствую, как он напрягается. Слышу его тяжёлое дыхание.
— Я знаю, вы хотели защитить меня, — продолжаю. — Но из-за этого вы сами стали врагом для своей семьи. Для своей матери.
Говорить тяжело. Губы сухие, я облизываю их.
— Джафар-бей, я вернусь в ваш дом, соберу вещи и уеду к тёте. Мне там будет спокойнее. Вдали от всей вашей семьи.
— Нет. Нет, Латифа. Я не могу тебя отпустить. Не могу.
— Почему? — сипло спрашиваю.
Его большая, крепкая ладонь накрывает мою, лежащую на одеяле. Он подносит мои пальцы к своим губам и целует их. Этот жест такой нежный, такой неожиданный, что я прикрываю глаза.
— Потому что я люблю тебя, Латифа.
От этих слов по телу разбегаются мурашки. Я вздрагиваю и пытаюсь отнять руку, но он не отпускает.
— Нет, — протестую я, но в моём голосе уже нет прежней твёрдости.
— Я могу дать тебе всё, что ты захочешь, — говорит он, не разжимая пальцев. Его глаза горят серьёзной, безрассудной решимостью. — Я буду защищать тебя до последнего вздоха. Я никому не позволю обидеть тебя. Никогда.
Я смотрю на него, и моё сердце разрывается на части. Потому что я верю ему. И потому что я тоже люблю его — всем своим израненным, уставшим сердцем.
— Это уже случилось, — шепчу я. — И в этом нет вашей вины. Ни капли. Но
