Любовный треугольник - Элла Александровна Савицкая
— Отец тоже приедет? — спрашиваю, на пару секунд остановив на ней взгляд.
— Ой, у него дел по горло, — отмахивается мать, — Ресторан постепенно выбирается из ямы, работы все больше, поэтому он приедет чуть позже.
— Ясно.
Пока едем домой мама рассказывает об отце, а я то и дело смотрю в зеркале заднего вида на Мариам.
Сестра сама на себя не похожа. Обычно веселая и разговорчивая, сегодня она выглядит нездоровой. Сбилась в комок на заднем сидении и в окно беспрестанно смотрит.
Время от времени обхватывает себя руками, словно от холода.
— Отключить кондиционер? — Спрашиваю, когда она в очередной раз дрожит.
Вздрогнув, поворачивает на меня голову и хоть сквозь темные стекла я глаз её не вижу, но теперь точно понимаю, что что-то не так.
— Нет, не нужно. Уже скоро приедем, — шелестит еле слышно.
Машинально напрягаюсь. Даже когда Мари болеет, она все равно ведет себя иначе. А это не сестра моя… это её бледная тень какая-то.
— Давид, как Ани и мальчишки? — отвлекает меня мама.
— Нормально. — Возвращаю взгляд на дорогу. — Я им сказал, что вы едете. Уже ждут в гости.
— Конечно, приедем, — улыбается она, — Я Ани ткань такую красивую купила. Может пошьет что-то.
— Ей некогда сейчас. Двое детей, мам. Когда шить?
— Ну ничего. Я же с вами двоими справлялась. А так, скатерть будет красивая. Я ей расскажу всё, не переживай.
Домой мы приезжаем спустя полчаса.
Я помогаю занести чемоданы, здороваюсь с дедом и бабушкой, краем глаза замечая, как Мари сдержанно отвечает на их объятия и почти сразу сбегает в свою бывшую комнату.
Так…что за чертовщина?
Забрав её чемодан, поднимаюсь следом и вхожу в комнату как раз, когда сестра снимает с себя очки и кладёт их на стол.
— Мариам.
Резко оборачивается, пока я ставлю чемодан у стены и подхожу к ней.
— М?
Попытка улыбнуться проваливается. Выглядит как натянутый оскал, а не улыбка. Под глазами синяки, а сами они у нее красные и будто мертвые. Не её вовсе. Не те шоколадно карие, что всегда светятся и блестят.
Пытается отвернуться, но я удерживаю её лицо за подбородок.
— Что случилось? — Требовательно спрашиваю в лоб.
— Ничего. Сессия вымотала.
Вторая попытка улыбнуться тоже в топку.
— Не ври мне!
Вздрогнув, Мари отводит лицо и обнимает себя за плечи. Опускает взгляд и вся словно сгорбливается.
— Давид, давай как-нибудь потом, хорошо? Я устала после дороги!
Машинально напрягаюсь.
Ненавижу, когда не понимаю, что происходит. Хочется встряхнуть её, чтобы объяснила.
— Если тебя кто-то обидел, скажи. Я убью его, клянусь! — чеканю сквозь зубы.
Фантазия подбрасывает разные варианты, но ни за один я зацепиться не могу. Ни черта не понимаю.
— Меня не обижали, правда! — холодная ладошка касается моей руки и обнадеживающе сжимает пальцы. — Я зайду к вам на днях, не против?
Не верю. Ни единому слову не верю. Требовательно всматриваюсь в её лицо, но вижу, что сейчас не скажет ничего. Она часто закрывается в себе и хоть клешнями тащи, не расколется.
— Приходи, конечно. Ани рада будет. Парни тоже.
— Ладно. Ты оставишь меня? Отдохнуть хочу.
Присев на край кровати, смотрит на меня снизу-вверх. Беззащитная такая, мелкая моя. С детства удавить готов был каждого, кто хоть как-то обижал её.
Шумно выдохнув, направляюсь к двери, но взявшись за ручку, останавливаюсь.
Знаю, что не должен, но тем не менее спрашиваю.
— Мариам, ты с Олей общаешься?
Оборачиваюсь, ожидая увидеть в лице сестры осуждение, как тогда, в нашу последнюю встречу. Но его там нет.
— Да, — устало кивает.
За ребрами шевелится что-то.
— Как она? — произношу раньше, чем успеваю подумать.
Жду, что начнет упрекать, но Мари этого не делает.
— Нормально, — пристально смотрит в лицо. — Рассталась с Лешей, поменяла работу.
Замолкает, а я киваю.
Что мне дала эта информация? Ничего. Но кровь в венах побежала быстрее, и сердце дернулось.
Медленно разворачиваюсь, чтобы выйти, когда слышу сзади оглушающее:
— Она всё ещё любит тебя.
Словно в стену невидимую врезаюсь. Одна фраза…а вывернуло наизнанку.
Дергаю головой, потому что дышать становится трудно, и рывком открыв дверь, выхожу из комнаты.
19 Давид
— Что он сделал? — произношу заторможено.
— Этот подонок таскался к ней всё это время. Хорошо, хоть у Мариам мозгов хватило не лечь с ним в постель, а то бы…
Отец что-то ещё говорит, а я будто оглох. В ушах шумит, в затылке пульсирует.
Так вот почему Мариам сама не своя. Вот для чего мать спешно Нарека подключила…
Пальцы машинально складываются в кулаки, а в груди диким зверем ревёт.
Сука, убью…
— Мариам до конца лета останется в Ереване, — слышу яростный голос отца. — И выйдет замуж. Дальше уже как Нарек решит.
— А университет?
— Это уже будут не наши проблемы. Чуть не опозорила нас. А дальше что? Неблагодарная! Правильно мать говорила — сильно я её распустил. Думал, у дочки голова на плечах есть, а она поскакала к этому мерзавцу.
Отец сплевывает, а потом вешает трубку.
Несколько секунд мне требуется на то, чтобы переварить информацию.
Демьян… блядь, друг мой, которого я в дом сам привёл, посмел к моей сестре полезть. Я же предупреждал его! Ещё перед тем, как познакомить с семьёй предупреждал, чтобы свои кобелиные замашки оставлял за дверьми моего дома. А он… сука…
Нахожу в телефоне его контакт и набираю.
Нервно вытаптываю пол в гостиной, пока идут гудки.
— Давид, я схожу на пять минут к… — со стороны звучит голос жены, который я тут же прерываю взмахом руки и показываю, чтобы шла куда ей нужно.
— Да? — раздаётся из динамика.
— Ты, бл*дь, охренел? — рявкаю, едва держа себя в руках.
— И тебе здорово. Почему же сразу охренел? — звучит настолько спокойно, что будь он сейчас рядом, я бы ему рожу расквасил за этот тон.
— Демьян, как ты посмел? Ты же мне друг был, брат почти!
Озвучиваю, и сам охреневаю…
— Был? — выплевывает в ответ, избавляясь от маски спокойствия. — То есть если я люблю твою сестру, это автоматически делает меня врагом твоей семьи?
Телефон скрипит от силы, с которой я его стискиваю. Любит он. Как и Маш своих и Виолетт и всех остальных.
— Любишь? Дем, твою мать! Ты знал, что ее нельзя трогать! Я же предупреждал! Знал твою блядскую натуру, поэтому лично тебе разжевал, чтобы к ней не приближался!
— Не смог я. Что меня за это повесить?
Не смог он… как же.
— Ты не понимаешь, чем это может для нее
