Любовный треугольник - Элла Александровна Савицкая
— Да мне насрать чем! — орёт он. — Я собирался жениться на Мариам. И плевать на ваши законы долбаные! Думаешь, я потягал бы ее и выкинул? Черта с два.
— Тебе плевать, а ей нет! От нее вся семья бы отвернулась.
— Даже ты? Как от Ольки отвернулся? А теперь приехав потащился к ней, как кобель последний? Давай, скажи мне, что ты не хочешь того же для сестры! Скажи, что ты охренеть как счастлив, а Ольку просто трахнул, потому что сперма в мозги долбит! И тогда я поверю, что и Мариам будет счастлива с тем, за кого ее выдадут.
Будто по ногам двинул и на землю повалил. Плашмя, прямо рожей в грязь. Сердце о ребра ударилось и задергалось, начиная скакать по грудной клетке.
Под кожей мороз проходит от макушки до кончиков пальцев и замораживает изнутри.
— Не надо было лезть в нашу семью. Тебе не потянуть этого, — предупреждаю, игнорируя сильное давление в груди, — Оставь Мариам в покое. Развлекся и хватит.
Скинув звонок, швыряю телефон на диван и со злости пинаю лежащий на полу мяч Арсена. Отскочив от стены, он сбивает вазу на тумбе, и та с грохотом валится на пол, разлетевшись на мелкие осколки.
— Блядь…
Запускаю пальцы в волосы и нервно провожу по ним.
Куда же ты, сестра, полезла, а? Кому поверила?
Хотя сестру обвинять нет смысла…
Знаю, как они умеют красиво петь, когда дело касается временных отношений. Плавал… так глубоко, что чуть не захлебнулся.
Тоже верил, как моя наивная сестрёнка. Вот только я бы справился с тем, чтобы остаться одному, а Мариам не сможет. Если от неё все отвернутся, а Демьян потом её оставит, она же сама себя сожрёт. Нет, одна она не останется. Я в отличии, от родных, никогда её не брошу, даже если отец с матерью потребуют. Поддержка в моем лице у неё будет всегда. Но я слишком хорошо знаю сестру, чтобы не понять, как она себя будет чувствовать. А Демьян, он как и Оля… Когда дело дойдёт до принятия решения здесь и сейчас, сольётся.
— Пааа, — бойкий голос Гора отрывает меня от мыслей и заставляет обернуться.
Сын машет бумажным самолетом, вбегая в зал, а я только сейчас соображаю, что несётся он в сторону осколков.
— Гор, остановись, — в два шага преодолеваю между нами расстояние и подхватываю его на руки.
С облегчением выдыхаю, пока он смеётся, думая, что я с ним таким образом играю.
— Беги пока в комнату к брату, здесь убрать нужно.
Выношу его из зала, и, отправив к Арсену, беру щетку с совком, чтобы собрать осколки. Присев на корточки, складываю сначала большие.
Мысли о сестре покоя не дают. Дурочка моя… Сама не понимает, что её ждёт. Куда только влезла?
Память невольно вытаскивает из закромов кадры того, как себя чувствовал я в первые полгода после того, как уехал в Ереван и женился. Думал, сдохну тогда. Ничего не хотелось. Ни есть, ни жить, ни дышать. Только последние слова Осиповой выжглись клеймом в памяти и как демоны пожирали изо дня в день.
Каждое слово её брошенное помнил… каждую уничтожившую фразу: «Моя жизнь только начинается… Я не могу гарантировать, что через год или два я не влюблюсь в кого-то другого… Ты дорог мне, очень важен. Но возможно, мои чувства не на столько сильны, как я полагала. Или может, я просто привыкла к мысли, что мы вместе только на три месяца и потом каждый пойдёт своей дорожкой».
Она тогда не просто попрощалась со мной. Она убила меня. Растоптала, даже не понимая, что для меня всё это значило.
Уйти из семьи… Предать отца, для которого я был наследником, его гордостью. Того, кто последний кусок в детстве отдавал, когда мы были в тяжелом положении. Того, кто чтобы мы с Мариам ни в чем не нуждались, заложил дом, дабы открыть своё дело. Больше никогда не видеть родных… Тех, кто меня воспитывал, кто был самым дорогим в жизни. Бабушек, деда… с которым я на рыбалку ходил, в лес с палатками.
От всей семьи отвернуться. Ведь я знал, что они не захотят меня больше видеть. Знал, потому что отец как-то рассказал о его сестре, выбравшей себе в мужья поляка. Несмотря на то, что она была его родной сестрой, его кровью, он ни разу в жизни не поинтересовался её судьбой. И также было бы со мной.
Но я четко осознавал на что иду. Я готов был. Осипова стала для меня той, ради кого я смог бы начать новую жизнь. С ней одной… С той, без кого не дышалось.
С той, кого забыть оказалось невозможно.
Поэтому и женился. Мне тогда в один момент на все плевать стало. Понял, что если любишь, то обязательно предадут. Выломают нахрен все кости и выдернут внутренности голыми руками. Ани же всегда была той, кто на подобное не способен. Она даёт уверенность в завтрашнем дне. Не катает меня на адских американских горках. С ней никогда не будет больно.
Поэтому для Мариам оптимально будет выйти за того, кто и ей никогда не принесёт боли. Боль причиняют те, кого любишь. А кто любит тебя — обидеть не способен.
20 Давид
Спустя несколько дней я забираю Мариам к себе. На неё смотреть без боли невозможно.
Сестра стала похожа на ходячего мертвеца. Бледная, худая. На осунувшемся лице одни глаза большие остались.
Моя ненависть к Демьяну не просто выросла до немыслимых размеров. Она кипит серной кислотой, едва сдерживая меня от того, чтобы полететь к нему и закатать в асфальт за то, что сделал с сестрой.
Моей радостной и милой девочкой. Сидящей сейчас на кухне, и сжимающей пальцами чашку с чаем.
Я как раз направляюсь туда по коридору и вижу эту бледную тень.
— Как твои дела, Мариам? — спрашивает у неё Ани, с сочувствием склоняя голову. От жены тоже не укрылось, как она изменилась. — Ты на диете какой-то? Знаешь, я слышала, что все эти диеты до добра не доводят. Потом только хуже, если себя в чем-то ограничивать…
Мариам слабо улыбается, когда я вхожу к ним.
Заметив меня, поднимает голову и смотрит на меня бесцветным взглядом.
— Ани, позволь мне с сестрой поговорить! — прошу жену.
— Да, конечно. Я как раз с мальчиками на улицу хотела выйти.
Дожидаюсь, пока она оставит нас наедине, а потом присаживаюсь на соседний стул и смотрю сестре прямо
