Моника Айронс - Мечта каждой женщины
– На протяжении двух лет, – подтвердила Палома. – Все знают о вашей великолепной коллекции и о том, что вы никогда никому не позволяете взглянуть на нее.
– Зачем молодой и красивой девушке какие-то темные древние полотна? Неужели вам интересно копаться в прошлом?
– Но я профессионально занимаюсь антиквариатом и люблю его. Это моя жизнь.
– Ну, не всю же жизнь тратить на какие-то там предметы старины? Скоро у вас будет муж, который нуждается в вашем внимании.
– Естественно, я стану уделять им у столько внимания, сколько смогу. В разумных пределах, конечно.
– А знаете, Антонио не захочет делить вас ни с чем! Вам не приходило это в голову?
– Мне не приходило в голову поинтересоваться его мнением на этот счет. Выйти замуж не означает перестать быть ведущим специалистом по европейской живописи.
Федерико Ортуньо негромко рассмеялся.
– А вы начинаете мне нравиться! Мне кажется, мы могли бы еще немного побеседовать.
– О вашей коллекции? – Палома с трудом сдерживала ликование. – Вы позволите мне взглянуть на нее?
– Ну разве я могу вам отказать? – Он развел руками. – Давайте поищем местечко, где не так много людей.
Палома решила, что ничего не произойдет, если она на минутку покинет бурлящий зал. Они зайдут в соседнюю гостиную, немного поговорят и вернутся к гостям. В такой суматохе никто при всем желании не заметит их отсутствия.
– Может, выйдем в сад? – предложил Ортуньо. – Здесь чертовски душно.
Они прошлись по саду, нашли замечательную скамеечку в укромном уголке и уселись на нее.
– Так вот, самая замечательная вещь моей коллекции…
И Федерико Ортуньо начал рассказывать. Перед глазами девушки разворачивались волшебные картины, казалось, что перед ней открывается новый мир.
– Но почему же вы прячете все это великолепие? – воскликнула Палома. – Вы должны показать вашу коллекцию людям!
Он взял ее руку в свои.
– На днях вы придете ко мне, и я покажу вам все-все, обещаю.
– Правда?
– Уверяю вас, вы доставите мне истинное удовольствие своим посещением.
– Это было бы замечательно! – воскликнула она.
– Ты совсем забыла о гостях, до-ро-га-я! — За спиной у Паломы прозвучал ледяной голос, и сказка оборвалась.
Они обернулась и увидела Антонио, который изо всех сил старался казаться веселым и доброжелательным, однако в глазах его застыли напряжение и упрек. И он в упор смотрел на ее руку, зажатую в ладонях Федерико Ортуньо.
– Простите нас. – Федерико привстал со скамьи, но не отнял рук. – Счастлив сообщить вам, что ваша будущая супруга произвела на меня впечатление очень умной и знающей женщины. Я уж не говорю о том, какая она красавица. Я искренне рад за вас и, признаться, немного завидую вашему счастью. Вы не поверите, но Палома заставила меня на время забыть о хороших манерах.
Палома с любопытством наблюдала за разыгрывающимся перед ней спектаклем. Довольно забавно. Она перевела взгляд на Антонио и поняла, что тот явно не находит ситуацию забавной.
– Вы уже поздравляли меня с помолвкой, – холодно заметил он, сверкнув на Ортуньо злым взглядом.
Палома поспешно убрала руку. Однако Федерико успел запечатлеть на ней поцелуй.
– Буду с нетерпением ждать вас, – произнес он на прощание. – Уверен, нам будет о чем поговорить.
Антонио изменился в лице.
– Не сердись! – примиряюще сказала она.
– Не сердиться? – проворчал Антонио. – Ты знаешь, который час?
Папома бросила взгляд на левое запястье: начало первого.
– О нет! Извини, я не думала, что уже так поздно.
– Поговорим об этом потом, – отрезал он.
По его тону Папома с удивлением поняла, что он и не думает шутить. Все происходящее в саду он воспринял всерьез, словно не знал, что ее не интересует ничего, кроме коллекции Федерико Ортуньо, Только она, но никак не ее хозяин.
– Антонио…
– Сейчас не время. Гости не должны ни о чем догадаться.
– Если ты будешь злиться на меня, они это почувствуют.
– Я и не думаю злиться. Так проще, поверь мне.
Тем временем часть гостей переместилась из дома в сад. Увидев, что на них смотрят сразу несколько человек, Антонио резким движением притянул Палому к себе и начат покрывать поцелуями ее лицо.
– Послушай, я не думаю… – начала было она.
Но Антонио был неумолим.
– Замолчи! – процедил он сквозь зубы. – Замолчи и делай вид, будто умираешь от страсти!
Он сжал ее в объятиях, и она покорно приникла к нему. Сегодня его руки были грубыми и чужими, но Палома ощущала за собой вину и знала, что просто обязана помочь ему сохранить лицо. В этом мире люди часто делают хорошую мину при плохой игре, И она была готова принять это за аксиому.
Но почему он так больно стискивает ее? И почему его поцелуи больше напоминают укусы? Куда девалась его нежность? Стороннему наблюдателю эта сцена наверняка показалась бы трогательной, но Палома чувствовала, как зол на нее Антонио, и каждый поцелуй доставлял ей невыносимое страдание.
– Хватит, – взмолилась она.
– Пожалуй, да… – дрогнувшим голосом сказал Антонио. – Пока этого достаточно. Но не забывай, что наша задача – изображать из себя влюбленную парочку. И мы должны блестяще справиться с ней. Поэтому будь добра отвечать на мои поцелуи, когда я сочту это необходимым.
Его приказной тон до глубины души оскорбил девушку. Но возможности достойно ответить у нее не было. Их окружили гости, и Паломе пришлось натянуть на лицо радостную улыбку и приветливо отвечать на всевозможные пустяковые реплики. Вино многим развязало язык, и Палома то и дело слышала:
– Антонио, ты зацеловал бедную девочку до смерти!
– Вот как надо целовать любимых женщин!
– Да уж, ему не терпится выставить нас всех вон!
Все эти фривольные фразы сопровождались взрывами хохота.
– Не смущайте их! – прикрикнула донья Долорес, пытаясь утихомирить не в меру развеселившихся гостей.
– Это же комплимент! – хохотнул один весельчак. Его лицо показалось Паломе знакомым, но она так и не вспомнила, где видела его. – Если бы эта крошка была моей…
Последовал новый взрыв смеха.
– Слава Богу, она не твоя, – вмешался молчавший до сих пор Антонио. – Эта женщина принадлежит мне, и лучше бы тебе зарубить это себе на носу.
Тон его был вполне дружелюбный. Только несколько человек уловили в нем нечто иное и очень неприятное, в том числе и женщина, которую Антонио держан сейчас и объятиях. Его рука, лежащая на талии Паломы, чуть дрожала, и девушка почти физически ощущала исходящие от него волны раздражения. И угрозу.
«И лучше бы тебе зарубить это себе на носу». Слова прозвучали как предостережение. И адресовано оно было не только незадачливому остряку, но и ей. И, очень может быть, ей в первую очередь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});