Эми Эндрюс - Любовь не выбирает

Али было трудно дышать. Он смотрел на ее рот и постукивал пальцами с таким видом, как будто решал: целовать или не целовать? Хочет ли она, чтобы он, отбросив приличия, ее поцеловал? У нее пересохло во рту, и она облизала губы. Лучше бы она этого не делала! У Макса раздулись ноздри, и он перестал стучать пальцами по столу.

— Я не стану больше… пользоваться этой эссенцией…

Макс убрал руки под стол. Искушение наброситься на нее было слишком велико.

Как он станет возражать, если ванильное масло помогает ей расслабиться и немного успокоиться? Но сможет ли он вдыхать этот пьянящий запах и не думать о ее восхитительной коже?

Он сойдет с ума.

— Нет, не надо, — произнес он. — Тебе необходимо быть спокойной.

Дверь распахнулась, вошли Редж и два других представителя администрации госпиталя, а также юрисконсульт Макса Джемма Уорд и Дон Уокер — представитель страховой компании. Для Макса их появление было как нельзя своевременным.

Спустя двадцать минут судья Вероника Дейвис вошла в зал суда и объявила заседание открытым. Макс был доволен, что дело ведет она. У нее была репутация жесткого, но честного судьи.

Макс разложил свои записи. Редж и Дон сидели справа от него, Джемма — слева. Напротив через проход сидели Дидре и Гордон Каллены со своими юристами.

Алейша сидела сразу за его спиной. Сладкий запах ванили доносился до него, и Макс молил Бога даровать ему силы и терпение.

Он видел, какие презрительные взгляды мать Натаниэля бросала на Али. Как она это вынесет?

Каждый раз, приходя на предварительные слушания, Алейша придумывала себе новую профессию на будущее, и это превратилось у них с Максом в неизменную шутку. Но Макс знал, что Алейша говорила серьезно. Если в суде для нее все закончится плохо, она никогда не вернется в медицину. Черт, ему уже стало казаться, что, вероятно, она не вернется, даже если они выиграют дело.

— Мистер Шеррингтон?

Макс поднял голову от документов. Улыбнувшись судье, он встал:

— Да, ваша честь.

— Вызовите вашего первого свидетеля.

Неожиданно для себя Макс на мгновение ощутил тревогу. С ним никогда ничего подобного не происходило, он никогда не волновался в зале суда. Но ни одно дело прежде не касалось его лично.

— Я вызываю доктора Алейшу Грегори.

И начались два дня мучительных вопросов. Каждая секунда, каждое действие, каждое решение той трагической ночи тщательно анализировалось и проверялось.

Ничего не было упущено. Ни мысли Али, ни ее записи, ни ее душевное состояние, ни личная жизнь.

Как и предсказывал Макс, и ее разрыв с любимым человеком, и ее выкидыш были упомянуты противоположной стороной. Алейше казалось, что ее раздели донага. Она чувствовала себя выставленной на всеобщее обозрение.

А после всех этих допросов оставшуюся часть недели и три дня следующей были посвящены опросу других людей относительно ее действий. И все происходило так, словно ее там не было. Ей хотелось крикнуть, что она здесь. Сидит в первом ряду.

Каллены заявили, что она и госпиталь в целом проявили небрежность.

Макс оспаривал это утверждение.

И потянулись дни слушаний, опрос бесконечных свидетелей. Целая армия экспертов разбирала каждый шаг Али, часть из них поддерживала версию халатности, другие отвергали это.

Все это время Али только и делала, что ходила из дома в суд, а из суда домой.

Она сохранила ясность ума лишь благодаря Максу, каждое утро он говорил ей, как хорошо она держалась. Он был для нее спасательным кругом в штормовом океане, потому что юридические аспекты оказались настолько сложными и пугающими, что она не верила в победу.

Но она должна победить. Просто должна, и все.

Очередное слушание было назначено на завтра, и Али знала, что не должна звонить, но сегодня вечером ей было особенно плохо.

— Думаю стать стюардессой, — сказала она в телефон.

Макс, который задремал в окружении документов, посмотрел на часы:

— Почти полночь.

— Прости. Не могу уснуть.

По ее голосу было ясно, как она взвинчена.

— Завтра все закончится, — сказал Макс. — И мы выиграем.

— Хорошо. — Если бы она была так же уверена!

— Значит… стюардесса на этот раз?

— Почему нет? Я удовлетворю свою любовь к путешествиям.

— Алейша, мы победим.

— А мне нравится их форма.

Макс закрыл глаза и представил Алейшу в узкой юбке, чулках и туфлях на высоких каблуках. Она наклоняется к нему, он видит ложбинку в вырезе жакета, она подает ему напитки и обращается «сэр». А потом он идет за ней по проходу в служебное помещение, закрывает дверь, задирает ей юбку…

Господи. Это какая-то пытка.

Али услышала в его голосе низкие, похожие на звук саксофона нотки. Приятное покалывание разлилось от ладони, держащей трубку, вверх по руке.

— Ты питаешь слабость к юбкам, да?

— Обычно нет.

Али крепко сжала телефон. Разговор быстро выходил из-под контроля. Наверное, это результат того, что приходилось день за днем проводить в платоническом общении с Максом, когда ее тело жаждет совсем другого. Когда оно помнит в мельчайших деталях, как хорошо им было вместе.

— Может, тебе обратиться по этому поводу к врачу?

— Я и обращаюсь.

У Али сдавило горло.

— А он хороший специалист?

— Это она.

Дышать становилось все труднее.

— Звучит так, как будто она тебя еще не вылечила.

Ее прерывистое дыхание возбуждало.

— А может, я не хочу быть излеченным?

— Догадываюсь, что зависимость бывает от вещей и похуже.

С этим нельзя не согласиться. Вещи типа ванили и завитушек и большого красивого бюста. Но этот разговор уводит их совсем не в ту сторону. Господи, осталась всего-то одна ночь. Он почти добился успеха. Он должен подождать.

— Думаю, нам пора пожелать друг другу спокойной ночи.

Али застыла. Она ведет абсолютно неподобающий разговор со своим адвокатом, но у нее внутри все гудело и звенело подобно камертону, и было трудно соображать.

— Подожди, — сказала она. Надо срочно придумать причину для своего звонка! — Насколько хорошо ты знаешь судью?

— Почему ты спрашиваешь? — Макс нахмурился. — Уж не собираешься ли ты предложить ей взятку?

Али засмеялась. Ей вдруг стало легко. Кэт, которая только что вернулась с работы, просунула голову в дверь и улыбнулась Али. Али помахала ей, приглашая войти, и Кэт плюхнулась на кровать.

— Нет. Я имею в виду ее родинку.

— Родинку?

— Да. Над верхней губой.

У Макса глаза полезли на лоб. Конечно, он видел эту родинку — ее нельзя не заметить.