Индия Грэй - Что готовит нам судьба
— Доброе.
Кит, похожий в синем кашемировом свитере на героя-любовника из старого голливудского фильма, осмотрел ее с ног до головы и иронично поднял бровь:
— Торопишься на тренировку по регби?
Софи потребовалась добрая секунда, прежде чем она вспомнила, что одета в регбийный свитер Джаспера. Она изобразила улыбку, стараясь держаться прямо, несмотря на ощущение, что лошадь лягнула ее в живот.
— Я собираюсь сегодня прогулять ее, чтобы спокойно покурить на парковке перед стадионом. Вообще-то я собиралась в деревню. Мне нужно купить кое-что.
— Кое-что?
— Мне кажется, я простудилась. Мне нужны носовые платки, аспирин и все остальное в этом роде.
— Уверен, все это можно найти у миссис Дэниелс. Хочешь, я спрошу?
— Нет, спасибо, — резко сказала Софи, снова хватаясь за перила в поисках опоры. Боль от удара воображаемым копытом усиливалась, к горлу подступала тошнота. — Я схожу в деревню сама, с твоего позволения. Или я под домашним арестом?
— Нет, конечно.
— Тогда почему ты обращаешься со мной как с преступницей?
Он помедлил, прежде чем ответить, разглядывая ее холодными глазами из-под тяжелых век.
— Мне трудно поверить, что желание пойти за покупками может выгнать полуодетую женщину на улицу, когда на термометре минус пять.
— Господи, у меня нет на это времени, — пробормотала Софи, стараясь обойти Кита и вырваться, наконец, на свежий воздух, пусть даже ледяной. — На мой взгляд, я вполне одета.
— Смотря для чего, — строго сказал Кит. — Например, ты забыла надеть лифчик.
Задохнувшись от гнева, Софи посмотрела вниз и увидела, что расстегнутые пуговицы на вороте свитера открывают взгляду ложбинку между ее грудями. Одежда с плеча четырнадцатилетнего подростка мужского пола явно шилась без расчета на то, что у него когда-либо вырастет такой соблазнительный бюст. Она сердито сжала ворот на горле.
— Я только что встала с постели.
— И торопишься в чью-то другую, пока Джаспер не видит? — ядовитым тоном предположил Кит.
Это стало последней каплей. Осуждение в его голосе и еще один мучительный спазм заставили Софи потерять терпение.
— Черта с два! — закричала она, стискивая кулачки и чувствуя, как щеки заливает гневный румянец. — Я тороплюсь в аптеку! И не потому, что хочу гулять по улицам в минус пять со спазмами, которые можно измерять по шкале Рихтера! У меня вот-вот начнутся адские месячные, а я не взяла с собой из Лондона ничего на этот случай! Так что дай мне пройти, пока тут не стало очень грязно!
На мгновение в холле повисла мертвая тишина. Кит невольно сделал шаг назад, словно уходя с орбиты ее ярости. Софи заметила промелькнувшую в его глазах искру удивления, но он тут же снова овладел собой и ситуацией.
— В таком случае ты вообще никуда не пойдешь. Разве что в библиотеку — там меньше вероятность замерзнуть насмерть. Я сам все сделаю. Скоро вернусь.
Сев в машину и включив печку, чтобы растопить лед на стеклах, Кит в отчаянии спрятал лицо в ладонях. Он всегда считал себя здравомыслящим. Уравновешенным. Справедливым. Иными словами, человеком, который руководствуется доводами рассудка, а не эмоциями. Так почему же несколько минут назад он вдруг повел себя как тюремщик-садист?
Что-то в Софи заставляло его терять голову. Что-то в ее улыбке и глазах, в том, как она старалась держаться со сдержанным высокомерием и как у нее это не получалось. В ее присутствии непривычный к сильным эмоциям Кит чувствовал слишком много всего сразу. И все равно хотел большего.
Ее тело, для начала. Все. Без одежды.
Очнувшись от размышлений, Кит выкатился с подъездной дорожки с необязательным ревом мотора и визгом шин. Какой бы странной ни казалась ситуация, Софи оставалась подружкой его брата и находилась в Элнбурге только потому, что сам Кит ей это приказал. Как минимум две веские причины быть с ней вежливым. Или хотя бы перестать изображать диктатора и постараться впредь вести себя по-человечески.
Как только за Китом закрылась дверь, Софи прижала ладони к пылающим щекам и застонала от стыда.
«Святые угодники, ну зачем я это все ему вывалила? — подумала она. — Я же актриса! Почему у меня никак не получается вести себя таинственно, элегантно и с достоинством?»
Особенно плохо это у нее получалось в обществе Кита Фицроя, должно быть привыкшего к офицерским женам с безупречными прическами и манерами под стать. Женщинам, которые никогда не опускаются до таких вульгарных вещей, как ругательства или менструации. Не выходят из себя. Не целуют кого попало, не подумав, что это может быть ловушка.
Хотя бы потому, что не дают никому поводов расставлять на них ловушки.
Женщинам высшего класса, другими словами.
Софи опустила руки и огляделась, впервые уделив внимание обстановке. В библиотеке не было ничего ни от показной роскоши гостиных, ни от холодного запустения комнат наверху. Старинная мебель — от заваленного бумагами письменного стола у окна до обитого бархатом дивана возле камина — выглядела так, словно ею пользовались часто, но бережно.
Но только взгляд на книги помог Софи оправиться от приступа жалости к себе. Тысячи книг на полках, доходящих до высоких потолков. Единственным чтением там, где она росла, были пособия по саморазвитию личности с названиями вроде «Как освободить женщину-воина в себе» и «Гармоничное вегетарианство». И даже если Софи удавалось раздобыть на книжном развале что-то еще, она не могла найти тихое место, чтобы спокойно почитать. Комната вроде этой была ее мечтой.
Почти благоговейно Софи прошла вдоль рядов полок, ведя пальцем по корешкам. В основном это были почтенные тома в выцветших переплетах, но в последней секции у окна обнаружились более современные издания в мягких обложках — Дик Фрэнсис, Агата Кристи и, о радость, несколько дамских романов Джорджетт Хейер. Софи пискнула от восторга при виде книги «Дитя дьявола» и тут же угнездилась с ней на диване, вспоминая, как в четырнадцать лет отчаянно влюбилась в героя, страдая от понимания, что ни один реальный мужчина не сможет с ним сравниться.
Губы Софи изогнула ироничная улыбка. В четырнадцать мир было так легко делить на черное и белое, а к двадцати пяти выяснилось, что все устроено гораздо сложнее. Подростком она даже помыслить не могла, что однажды все-таки встретит такого мужчину, но он отнесется к ней как…
Мысль прервалась, когда из книги на колени Софи выпал свернутый листок бумаги. Развернув его, она увидела, что это письмо, написанное, если верить дате, тридцать лет назад. Почерк был мужской, неаккуратный, почти нечитаемый, но Софи без особых трудностей разобрала первую строчку:
