Гермина Блэк - Любовное кружево

Ей очень хотелось выбраться именно сюда — в надежде, что красота окружающего мира вернет хотя бы частично тот душевный покой, которого она давно была лишена. Но в данный момент она горько пожалела о своей настойчивости.

В полном отчаянии девушка закрыла лицо руками, подавив рыдание. Даже утешиться плачем она не могла, давно уже выплакав все слезы. Бедное дитя! В двадцать два года осознать крушение своей мечты, крушение всех надежд, всего, что с детских лет составляло смысл ее жизни!..

С тех пор как себя помнит, Оливия мечтала стать великой балериной. В течение многих лет она изнуряла себя бесконечными тренировками, твердо зная, что это единственный путь к цели. В то время как ее подружки по балетному классу позволяли себе обычные девичьи развлечения, Оливию не интересовало ничего, кроме искусства танца. И когда то, к чему она стремилась в течение многих лет каторжного, но радостного труда, оказалось на расстоянии вытянутой руки — один самодовольный пьяный ублюдок за рулем перечеркнул всю ее жизнь.

За последние шесть месяцев Оливия прошла все — от глубочайшего отчаяния и страдания через горькое чувство несправедливой обиды до почти полного равнодушия к собственной судьбе. Именно в этом состоянии она и пребывала сейчас.

Гиффорд Хардинг пришел ей на помощь в тот самый момент, когда она была готова расплакаться от сознания собственной беспомощности. Ни поднять палку, ни сделать шагу без нее Оливия не могла. Но почему она так по-детски обиделась на него за эту помощь? Видимо, что-то было в его проницательном взгляде, что Оливия истолковала как попытку проникновения туда, куда она ни в коем случае не желала допускать посторонних, — в глубину ее отчаяния. Это было ее личное дело. Она боялась обнаружить на публике свою слабость и мужественно пыталась скрыть ее. В глубине души мелькнуло: он наверняка посчитал меня отвратительной грубиянкой!

Она вошла в отель и поднялась на лифте в свой номер люкс.

Номер состоял из гостиной и двух спален. Как только Оливия открыла входную дверь, послышался женский голос:

— Это ты, дорогая?

— Да, тетушка Кэр. Ты давно пришла?

— Минут двадцать назад. Я уже начала беспокоиться, куда ты делась. — Элегантная седовласая дама лет шестидесяти показалась в дверях своей спальни. Взглянув на часы на каминной полочке, она воскликнула: — Я даже не подозревала, что уже так поздно!

Миссис Кэролайн Морнингтон всю жизнь была для Оливии «тетушкой Кэр». Они не были родственницами; миссис Морнингтон стала приемной матерью для осиротевшей восьмилетней дочери своего ближайшего друга и полностью посвятила себя ребенку. Она была совершенно уверена, что эта юная сильфида, с недетской убежденностью заявившая, что рождена для танца, добьется своего. Если бы даже миссис Морнингтон и желала про себя девочке иного поприща, ей хватило ума прислушаться к педагогам, в один голос предрекавшим ребенку воистину великое будущее. Директриса балетной школы говорила, что никогда еще не встречала ребенка, столь самозабвенно стремящегося к избранной цели…

— Кстати, дорогая, где ты хотела бы поужинать? — поинтересовалась миссис Морнингтон. — В номере или, может быть, спустимся в ресторан?

Оливия ответила не сразу. Она бы предпочла, конечно, спокойно поесть здесь, но знала, что тетушке хочется в ресторан, где она могла бы в свое удовольствие поболтать со знакомыми, преимущественно мужского пола.

— Давай спустимся вниз, — предложила девушка.

Миссис Морнингтон тоже прекрасно знала вкусы своей приемной дочери, но твердо решила делать все возможное, чтобы не оставлять Оливию наедине с ее невеселыми думами. Если они закажут еду в номер, после ужина ничего не останется делать, как только лечь спать, а она наверняка знала, что, несмотря даже на исключительно мягкие подушки, через пару часов сон покинет Оливию и та опять проведет всю ночь глазея в потолок и мучая себя мыслями, от которых она, Кэролайн Морнингтон, всячески старалась отвлечь бедную девушку.

В настоящее время пожилая леди вынуждена была с сожалением признать, что эксперимент не удался. Она глубоко переживала это, страдая едва ли меньше, чем сама Оливия. Ведь девочка выросла на ее глазах. Она гордилась и радовалась за это юное целеустремленное создание, чьи изящные балетные ножки уверенно шли к выбранной с детства цели; когда-то она летала как пушинка, а теперь Кэролайн готова была плакать от жалости, видя, как осторожно и неуверенно передвигается бедняжка.

Стоило им войти в украшенный зеркалами голубой с серебром зал ресторана, метрдотель оказался рядом, проводил их к свободному столику и крайне тактично помог Оливии сесть. Несмотря на слова благодарности, произнесенные с вежливой улыбкой, миссис Морнингтон по закаменевшему лицу Оливии поняла, что та, как всегда, с раздражением отнеслась к вполне искреннему сочувствию.

«Что поделаешь», — вздохнула она про себя. Человек по характеру очень решительный, миссис Морнингтон достала бы луну с неба, если бы это могло помочь ее любимому чаду; к сожалению, все попытки оканчивались ничем.

Занятые своими мыслями, обе они не обратили внимания на мужчину, который в сопровождении официанта проследовал мимо их столика. Но доктор Хардинг, не обратив внимания на пожилую леди, мгновенно узнал в ее юной спутнице ту, которая занимала все его мысли после случайной встречи в парке. Теперь она выглядела совсем иначе, если не считать той же болезненной бледности, которую натренированный глаз врача безошибочно определил под слоем косметики. Доктору был предложен столик в отдалении, и он мог видеть девушку только со спины. Глядя на густую гриву сияющих темных волос, доктор не мог отделаться от ощущения, что где-то встречал ее раньше.

Глава 2

Миссис Морнингтон прилагала все усилия, чтобы развлечь свою спутницу, хотя не могла не чувствовать той апатии, которая скрывалась за ее вялыми попытками поддержать беседу.

«Может, лучше бросить все и вернуться домой, на Итон-сквер», — мелькнула у нее мысль. Там все-таки есть друзья, и, вообще, в Лондоне всегда можно найти чем заняться. С другой стороны, там слишком многое еще напоминает о произошедшей трагедии.

Подождав, пока официант сменит приборы, сервируя стол для десерта, миссис Морнингтон прямо поинтересовалась:

— Тебе неуютно здесь, дорогая? Может, уйдем?

Словно очнувшись, Оливия виновато откликнулась:

— Нет-нет, все в порядке. Посидим еще. Мне не скучно, я просто немного сонная, прости. Здесь слишком жарко.

Последняя фраза была не более чем отговоркой, ибо в зале вовсю работали кондиционеры, да и стеклянные двери, ведущие на открытую террасу, были широко распахнуты.