Любимая бывшая жена - Пиппа Роско
— Сегодня выходной?
— Нет. — Он озадаченно нахмурился. — Почему ты так решила?
Эмили пожала плечами. Хавьер вышел из автомобиля и открыл ей дверцу.
— Хавьер, здесь никого нет, — сказала она.
Он уставился на нее, как на тупицу:
— Ты здесь.
Они прошли мимо большой каменной арки, образующей главный вход, и Эмили не успела прочесть таблички на двери. Невысокий мужчина в униформе поклонился им и провел через боковую дверь.
Хавьер ушел на минуту с мужчиной, а Эмили осталась в пыльном дворе, окруженном невероятной красотой. Альгамбра была военной крепостью и королевским дворцом, сочетающим в себе исламскую архитектуру и стиль эпохи испанского Возрождения. Стоящие высоко на холме дворцы, обнесенные стенами, казались и угрожающими, и величественными. Эмили привлекло внутреннее убранство дворцов Насридов: замысловатая плитка, мозаика, резное дерево и мирадор — портики с аркадами, из которых открывался потрясающий вид снаружи. Знаменитые сады выглядели как произведение искусства.
— Нравится? — спросил Хавьер, подойдя к Эмили.
Рядом с ним молодая женщина держала поднос с бокалами шампанского, лимонадом и маленькими закусками.
Она обменялась восторженным взглядом с Хавьером, взяла стакан лимонада и несколько закусок. Поев и попив, Хавьер указал на старинные постройки.
— С чего начнем?
Он снял солнцезащитные очки, небрежно покрутил их в руке и наклонил голову набок. В его глазах читалось явное снисхождение. Белая рубашка с расстегнутым воротом и закатанными рукавами подчеркивала смуглость его кожи. Синяк на его щеке был едва заметен, а темные волосы скрывали швы на голове.
— Мы совсем одни, дорогая.
Нахмурившись, Эмили оглянулась и, увидев, что женщина уже ушла, улыбнулась:
— Ты неисправим.
— Кто бы говорил! — радостно ответил Хавьер и протянул ей руку, как истинный джентльмен.
Она соскучилась по их непринужденному общению. Поддразнивания, легкость и веселье помогали ей чувствовать себя моложе, счастливее, свободнее. Годы вдали от мужа были темными и мрачными. Став боссом, Эмили принимала трудные решения, и ей было не до веселья.
Взяв за руку Хавьера, она посмотрела на него:
— Мы можем пойти куда угодно?
— Да.
— И мы будем одни?
— Только мы.
Эмили повела Хавьера к дворцам Насридов, которые полюбила, еще учась в школе.
— Хави, — прошептала она, — насколько ты богат?
Он покосился на жену, потом запрокинул голову и расхохотался.
— Я очень богат, — выдавил он с грустной улыбкой и посмотрел на горный хребет Сьерра-Невада вдалеке. — Никто не предполагал, что фильм Санти ждет оглушительный успех. Даже мы.
— Зачем ты так рисковал?
— Потому что Санти — мой брат, — просто сказал он. — Не по крови. Но мы подружились на детской площадке, когда нам было по шесть лет. Однако я ввязался в настоящую авантюру не только ради Санти, — признал он. — Мне нужно было стать независимым от Гаэля и Ренаты. Мне хотелось добиться успеха.
И впервые за шесть лет Эмили поняла, что имеет в виду Хавьер. Теперь, когда у нее был свой бизнес, она ужасно гордилась своими успехами.
— Когда фильм Санти собрал в прокате более ста миллионов… — Хавьер поднял руку к небу и пожал плечами. — Нам невероятно повезло. Я снова инвестировал в фильм Санти, а также в другие начинания. За эти годы я потерял немного денег, но заработал невероятную сумму. Теперь я занимаюсь благотворительностью, но у меня еще много денег.
Эмили знала Хавьера достаточно хорошо, чтобы понять, что дело было не столько в деньгах, сколько в достижении той личной цели, которую он поставил перед собой. Он всегда был целеустремленным и даже безжалостным.
— Твои успехи поражают, Хавьер, — сказала она, положив ладонь на обнаженную кожу его предплечья, отчего он вздрогнул.
Простые слова жены поразили его как удар. Он замер, осознав, что никто и никогда его не хвалил. Ему чаще всего просто завидовали. Признавая его достижения, Эмили смотрела на него голубыми глазами с серебряными искорками.
— Наверное, твоя мать радуется за тебя.
Хавьер посмотрел в сторону:
— Она не знает.
Эмили нахмурилась и замедлила шаг:
— Что ты имеешь в виду?
Рената была черной дырой, в которую Хавьер мог вливать деньги до конца своей жизни, и она никогда не будет довольна. Но Эмили заслуживала объяснения, каким бы неприятным оно для него ни было.
— Она… — Он изо всех сил пытался подобрать слова. — Она ужасная эгоистка. О, она может быть общительной и дерзкой, даже смешной, но она очень сложный человек.
Он знал: его уклончивые описания не развеют замешательство Эмили. Подведя к скамейке, он жестом пригласил ее сесть.
— Ты спрашивала меня, что готовила мне мать, когда я болел в детстве. Нам запрещалось болеть, — сказал он, проглатывая воспоминания. — Мы мешали ее планам или отвлекали ее внимание. — Он покачал головой, удивляясь и сегодня, как он тогда старался поверить ей. — На первый взгляд мы выглядели счастливой семьей. Но ее жажда внимания была и остается неутолимой. Хуже всего, когда она не замужем. — Он стиснул зубы, и его шею свело от напряжения. — И если мы не уделяем ей внимания, которого она жаждет, она становится грубой, злобной и жестокой. Но если мы опекаем ее, то она щедра на любовь и внимание. До рождения Габи она забирала меня из школы, и мы ездили на роскошные каникулы на греческие острова и Карибское море. Она одевала меня в красивые костюмы и учила танцевать. Объясняла, как быть порядочным мужчиной, дарить ей подарки и делать правильные комплименты.
— А твой отец?
— Он ушел до моего второго дня рождения после того, как чуть не разорил «Касас текстайл». Когда я ошибался или делал что-то не так, мать говорила мне, что я такой же, как мой отец. В детстве я боялся совершить ошибку.
Он удивился, когда Эмили разжала руку, сжатую
