Эва Киншоу - Русалка из Винсема

Рубашка Корнелиуса жгла тело: девушка даже во сне ощущала это. Лучше бы его руки обнимали ее, а не чистая ткань касалась ее спины, живота, груди…

А уже в десять часов субботнего утра она сидела на переднем сиденье «порше», совершенно разбитая, не выспавшаяся, — рядом, за рулем, невозмутимый адвокат — и ехала знакомиться с матерью Корнелиуса.

4

— Как настроение, Беатрикс? — Корнелиус нажал на газ, и мощный мотор, рыча, бросил автомобиль навстречу вспыхнувшему зеленому свету.

Мисс Робинсон почувствовала, как скорость заставляет ее вжаться в сиденье. Не поворачивая головы, не отрывая глаз от сливающейся в одну линию дорожной разметки, девушка вялым голосом тихо произнесла:

— Нормально.

Слава Богу, она успела тщательно уложить волосы. Не с метлой же на башке появляться пред светлые очи госпожи Мидволд. Правда, черты лица Беатрикс были обострены бессонной ночью, под глазами легли легкие тени.

На ней были все те же изящные туфли на высоких каблуках, все то же черное короткое платье. Если признаться, она чувствовала себя неуютно, так как была слишком обнажена, чересчур празднично выглядела для субботней семейной поездки к матери Корнелиуса.

Беатрикс повернула голову, собралась с мыслями и тихо спросила:

— А что мы ей скажем?

— Правду, — прозвучало в ответ. — Что же еще?

— Как правду? — Девушка переспросила в растерянности. — Неужели это может ей понравиться? Неужели она может подумать… Что ты и я… В общем…

Корнелиус, не отрываясь, смотрел на дорогу. Он ловко маневрировал, легко вписывался в повороты, беспечно сбрасывал газ перед светофорами и смело обгонял редкие в этот час автомобили на прекрасном загородном шоссе.

Справа и слева появлялись и пропадали купы деревьев, силуэты ветряных мельниц, фасады придорожных гостиниц, бензоколонки. Небо было окрашено в чудесный нежный розовый цвет. Утреннее солнце освещало асфальт, траву на придорожных полях, сверкало в спокойной воде каналов.

Беатрикс не выдержала и высказала свое опасение:

— Корнелиус, ведь твоя мама — судья. Что она скажет, если узнает, что мы с тобой преступили закон? Она нас осудит.

— Может быть, — сделав крутой поворот, тот лихо притормозил у металлических ворот. — Мы приехали. Нам ничто теперь не помешает узнать мамино мнение, тем более что она уже заметила мою машину.

За воротами виднелась мощеная светлым камнем дорожка, ведущая к краснокирпичному фасаду двухэтажного дома в готическом стиле.

Это был дом из детской сказки. Черную крышу здания прорезали слуховые окна, стекла которых горели в лучах утреннего солнца. На крыше сидели белые голуби. Густой декоративный виноград оплетал нижний этаж здания. Стояла тишина, прерываемая свистом невидимых птиц.

Распахнув створки ворот, Корнелиус вновь сел за руль и медленно поехал по тенистой липовой аллее. Удивительной красоты клумбы с кустами роз просматривались за старыми мощными липами.

— Как красиво! — поразилась Беатрикс.

— Моя мама потратила много энергии, чтобы привести здесь все в порядок. Она вложила душу в эту аллею, в этот парк.

— Парк? — переспросила Беатрикс.

— Да, парк. Кстати, за домом расположена оранжерея с какими-то растительными диковинками. Впрочем, это по твоей части. Мама тебе все покажет.

— Корнелиус, мне страшно показаться твоей маме в таком одеянии.

Она инстинктивно прикрыла ладонью откровенное декольте.

Тот мельком кинул взгляд на стыдливый жест, отметив, сколь юны и прекрасны округлые девичьи груди. При этом он хмыкнул… «Вот глупая! Стыдно ей. Не понимает, как прелестна!»

— Я думаю, моя мать не обрадовалась, если бы я привел в дом девицу в потертых джинсах и черной ковбойской шляпе… Ты нервничаешь как перед школьным экзаменом! Неужели непонятно, мы приехали отдохнуть после торжественного вечера в честь юбилея моего гольф-клуба.

— Мне кажется, я похожа на проститутку, — сказала Беатрикс.

Корнелиус вновь хмыкнул.

— У проституток не бывает таких невинных глаз, дорогая… Не забывай, Кристиан Ван дер Мей — наш покойный благодетель — сделал тебя наследницей поместья в двадцать пять акров. Ты — хозяйка ферм, охотничьих угодий, огромного парка и полей с тюльпанами… Нет, проститутки такими не бывают.

— А она знает о завещании Кристиана?

— Нет. Мы все ей расскажем.

Машина мягко остановилась у стеклянных дверей дома.

— Твоя невеста!?

Жозефина Мидволд откинулась на спинку кресла и прижала руки к своему сердцу. Беатрикс, глубоко вздохнув, огляделась.

Она находилась в комнате, обстановка которой словно бы возникла из другой эпохи. На окнах висели тяжелые драпри, старомодная мебель накрыта полотняными чехлами, огромная люстра напоминала о музейных залах, мерно качался маятник в старинных кабинетных часах. Старомодные горшки с пальмами неплохо сочетались с бамбуковыми этажерками начала восемнадцатого века. Китайские ширмы, каминная решетка, украшенная диковинными птицами, а также тускло поблескивающие золотом переплеты старинных книг в темного дерева книжных шкафах составляли разительный контраст с обстановкой квартиры Корнелиуса. Под ногами лежал потрясающей красоты индийский ковер.

Жозефина Мидволд — дама примерно шестидесяти лет с крупными чертами лица, в которых угадывались следы былой красоты, пристально смотрела на гостью. Но взгляд ее не выражал враждебности, пожалуй, только острое любопытство. Хозяйка произнесла все таким же удивленным голосом:

— Господи, я не верю тебе, Корнелиус. Кто она, и когда это случилось? А что с Викторией?

Сынок беспечно вышагивал по ковру и при последнем вопросе матери приблизился к креслу, затем нежно поцеловал Жозефину в лоб.

— С Викторией все в порядке. Но ответь нам, почему ты принимаешь нас здесь? Мне больно ходить по такому ковру. Ему место в национальном музее.

Жозефина твердым голосом возразила:

— О каком музее может быть речь? Твой отец когда-то распорядился, чтобы этот ковер никогда не покидал нашего дома.

Корнелиус встал на четвереньки и бережно провел рукой по ворсу, жестом пригласив Беатрикс проделать то же самое. Девушке понравилось дурацкое предложение Мидволда: по крайней мере, оно снимало общее напряжение.

Он заговорил, растягивая слова и специально понизив голос:

— Этому ковру триста пятьдесят лет. Работа замечательная. Труд индийских мастеров в сохранности и должном почете.

Жозефина с улыбкой смотрела на сына и на молодую гостью, стоявших на четвереньках в центре комнаты.