Виктория Паркер - Заменить тобой весь мир
Она столько лет боролась за свободу и независимость, но в итоге все равно сюда вернулась. Родители послали Кинг-Конга за Фэй Рей, и у нее не осталось ни единого шанса, а теперь все ее чувства отчаянно кричали, что, стоит лишь вновь оказаться в замке, она уже никогда не сумеет из него выбраться.
Стараясь убедить себя, что все это глупости и пустые страхи, она заставила себя глубоко вдохнуть.
Выбравшись из военного вертолета, она гордо выпрямила спину, натягивая привычную железную маску, но где-то в глубине души отлично понимая, что отдала бы все, лишь бы Лукас крепко сжал ее руку, питая своей немереной силой.
Только этого никогда не будет.
Кроме нее самой, у нее никого нет. И никогда не будет.
Стоило же ей очутиться в материнских покоях, как ее сразу затошнило, а в нос ударил запах лаванды.
Сама же Марисса Верболт, в элегантной юбке, черной шифоновой блузке и с идеально уложенной прической, так и излучала величие. Клаудиа плотно прижала руки к бокам, чтобы нечаянно не взъерошить собственные волосы и не натягивать без конца рукава на запястья.
– Клаудиа, наконец-то, позволь мне на тебя взглянуть. – От спокойного, сдержанного голоса так и веяло ледяным холодом.
Вспышка негодования пронзила ее насквозь, на мгновение пригвоздив к полу. Когда-то эта женщина не выносила одного ее вида. Брезговала прикасаться. Но сейчас Марисса решительно взяла ее за предплечья, и какой-то части Клаудии, где до сих пор жила маленькая, всеми брошенная девочка, показалось, что она ее обнимет. И ей безумно этого хотелось. Хотелось знать, что ее любят и ждут. Но мать лишь пристально оглядела ее огромными янтарными глазами, словно хотела убедиться, что ее можно выставить перед тысячной аудиторией.
– Я очень рада тебя видеть, Клаудиа. Смотри, Генри, наша дочь наконец-то вернулась домой.
Прикусив язык, она поборола порыв сказать, что ее дом остался в Лондоне, и, затаив дыхание, дожидалась, пока заговорит отец.
– Как раз вовремя. Хорошая работа, Лукас.
Не обращая внимания на разрывающееся на куски сердце, Клаудиа старательно улыбнулась, глядя на Генри Верболта с бумагами в руке и Лукаса. С годами отец погрузнел, но поседевшие волосы слегка смягчили грозный вид монарха.
– Доброе утро, отец.
– Buenos dias, Клаудиа. – Она вдруг с удивлением уловила облегчение в глазах цвета стали. Но чем оно вызвано? Тем, что с ней все хорошо, или тем, что она вернулась и может исполнять свои обязанности? Сможет ли она когда-нибудь узнать правду? Глубоко вдохнув, Клаудиа сосредоточилась на Лукасе.
– Садись, выпей чаю.
Голос матери лишь слегка потеплел, но Клаудиа все же послушно уселась на золотистый диван в полоску.
Слуги уходили и приходили, украдкой косясь в ее сторону, и с каждым новым взглядом ей все сильнее и сильнее хотелось прикоснуться к лицу. Просто чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Буквально дрожа от переполнявшего ее желания, она, сцепив пальцы на коленях и отчаянно борясь с неуместным жестом, спиной чувствовала пристальный взгляд Лукаса. Неужели он думает так же, как мать? Так же, как все остальные? Считает, что она не принадлежит этому миру?
– Бал состоится уже в следующую субботу, – объявила мать, – а тебе еще нужно выбрать платье.
Мысленно поправив маску, Клаудиа так же мысленно пронзительно закричала. Даже если они и вырядят ее, как фарфоровую куклу, мишура и блестки все равно не смогут скрыть ее истинную натуру.
Интересно, а чувствует ли она сейчас хоть что-то? И чувствовала хоть что-то в тот день, когда сказала, что Клаудиа перестала быть красивой? В тот день, когда родились ее самые страшные кошмары и тот ужас, что в итоге стал приговором, отправившим ее в изгнание? Может, мать и не помнила тех отвратительных вещей, что делала и говорила, но сама Клаудиа никогда их не забудет.
– Ну а когда ты окончательно освоишься и переберешься во дворец, мы обсудим планы на будущее.
Резко выпрямившись, Клаудиа приготовилась держать оборону.
Будущее? Ее будущее и ее жизнь в Лондоне.
– Мам, у меня всего три недели отпуска.
– Давай не будем накладывать на себя лишние ограничения, главное, что ты дома и мы можем снова сблизиться.
Снова? Клаудиа сильно сомневалась, что мать помнила ее первые шаги или любимую книжку.
– У нас есть на это всего пара недель, – резко отрезала Клаудиа. Она ни за что не лишится той свободы, за которую годами боролась.
– Андалина вернется завтра из Нью-Йорка, – невозмутимо продолжала мать, – а Люциана послезавтра из Сингапура. Наконец-то вы все втроем встретитесь. – Ей кажется, или голос матери полон искренней радости? – Покажем стране, какая мы дружная семья.
Ну конечно. Ее оторвали от важной работы и спасения сотен жизней, чтобы поиграть в счастливую семейку. Но по сестрам она действительно соскучилась… Только разве сумеет она играть на равных с прославленными красавицами, не сходящими с обложек журналов?
Но не успела она еще ничего сказать, как краем уха услышала, как Лукас прощается с отцом.
Он уходит? Бросает ее на съедение волкам? Но почему? Не хочет и дальше терпеть ее под своей крышей или… Или отец настоял, чтобы она осталась во дворце?
– Ваше королевское высочество?
И вот снова этот титул. Больше никакой Просто Клаудии.
Затаив дыхание, она смотрела на великолепного мужчину, молча моля его о снисхождении. «Что угодно, только не бросай меня здесь!» – выкрикнула она мысленно.
– Пойдем, нам пора.
Направляясь к вертолету, Лукас старательно следил за длиной шага. Не самая простая задача для такого длинноногого человека, как он, но он отлично понимал, что Клаудиа на пределе. Даже несмотря на то, что она упорно не снимала свою излюбленную маску. Dios, а он-то ждал радостного воссоединения и счастливых объятий.
Прерывистый стук каблуков за спиной заставил его остановиться.
– Не забывай дышать, Клаудиа. – Схватив за плечи, он прижал ее к стене и резко отстранился. Что угодно, лишь бы не прижимать ее к себе. И без этого уже все слишком запуталось. Только это не мешало ему по глазам видеть, что она тоже его хочет.
– Почему ты убегаешь?
– Никуда я не убегаю. Нам же пора, ты забыл?
– Точно. – Он провел рукой по волосам. – Сначала успокойся, а потом рассказывай.
Прикрыв глаза, она легонько стукнула затылком по каменной стене.
– Бог ты мой, Лукас, чего ты от меня хочешь? Ты хотел, чтобы я сюда пришла, вот я и пришла, чего тебе еще надо?
– Нет, ты пришла сюда, как того хотели твои родители. – Но в этой встрече не было ни объятий, ни слов радости. Один лишь долг. И хотя Лукас и ставил долг превыше всего, он не мог не питать к ней сочувствия. Особенно после всего, что ей пришлось пережить.
