Эхо неугасшей любви - Мишель Смарт
Свой первый Новый год вдали от семьи Керен встретила в Австралии, на Бондай-Бич, с группой девушек, с которыми подружилась. Тогда она по-настоящему наслаждалась жизнью. После полуночи она позвонила родным по видеосвязи. Насколько она помнила, у них сделались удивленные, слегка озадаченные лица, когда она повернула телефон, чтобы они хоть чуть-чуть разделили ее впечатления. Она послала им воздушный поцелуй, прекрасно понимая, что, когда в Великобритании наступит Новый год, часов на десять позже, чем у нее, они проведут время так же, как проводили всегда. Возможно, они в очередной раз задумаются, не подменили ли их младшую дочь в роддоме. Не будь у нее отцовского подбородка, материнского носа и ее же роста, возможно, родители провели бы тест ДНК.
Если она не чувствовала себя своей с людьми, которые любили ее и растили, которые ее создали, как она могла подумать, что ей удастся почувствовать себя своей с Яннисом и его родными?
Она решила, что любви будет достаточно. Ей казалось: если она будет оказывать Яннису всю поддержку, которая ему нужна, он тоже будет поддерживать ее. Ей и в страшном сне не могло присниться, что он попробует подрезать ей крылья.
Тем не менее, он попытался. Попытался. Он хотел, чтобы она отказалась от свободы и уступила его воле, стала всего лишь типичной великосветской агонской женой. Сам же он планировал жить в свое удовольствие.
Так почему внутренний голос подсказывал Керен, что все сложнее, чем кажется?
Голос впервые зазвучал именно здесь, в доме ее мужа. Она попала сюда и утонула в воспоминаниях о браке, который начался с такими большими ожиданиями и превратился в ничто.
Яннис ее разлюбил. Керен поняла это еще до того, как он подтвердил ее подозрения, заговорив о своей любви к ней в прошедшем времени.
Но теперь она была уверена, что он в самом деле хочет ее вернуть. Он не просто изощренно шутит и не хочет отомстить. Он хочет вернуть ее во имя своей гордыни. Яннис не хотел войти в анналы как первый разведенный Филипидис. Первый Филипидис-неудачник.
Она не понимала другого: почему от сделанного открытия у нее так разболелось сердце.
Керен легко постучала, приоткрыла дверь кабинета и просунула голову внутрь. Яннис находился там и разговаривал по телефону.
Их взгляды встретились. Ненадолго у него на лице появилось странное выражение, но потом оно снова стало непроницаемым. Жестом он пригласил ее войти.
Свернувшись калачиком на кожаном угловом диване, она ждала, пока он закончит разговаривать. Сама она так и не овладела греческим настолько, чтобы понимать беглую речь, но по его жестикуляции поняла: произошло что-то плохое.
Что бы ни случилось, во время разговора Яннис не сводил с нее пристального взгляда. И Керен неотрывно смотрела на него. Каждый удар сердца отдавался болью: оказалось, что ее переполняют воспоминания о том, как они занимались любовью в этой комнате. Яннис, когда мог, работал дома, но всегда радовался, если она прерывала его, — он бросал все, чем занимался, сажал ее к себе на колени и покрывал поцелуями, как будто не видел ее целый месяц, а не несколько часов.
Но так было до того, как он стал скрытным и при ее появлении закрывал крышку ноутбука, чтобы не показывать, чем он занимался. Так было до того, как он утратил к ней интерес как к женщине и любовнице. Так было до того, как он начал видеть в ней только свою жену и собственность.
И все же она так ярко помнила, как чувствовала себя в те чудесные, опьяняющие первые дни. Жар, который постоянно бурлил у нее в крови. Чувствительность ее кожи. Постоянную сладкую боль внутри. Непрекращающееся желание.
И все то же самое она ощутила сейчас. Чем дольше она на него смотрела, тем сильнее ей хотелось, чтобы он усадил ее к себе на колени, крепко обнял и прижал к своему сильному, теплому телу.
Думал ли Яннис тоже о тех первых днях? Вспоминал ли он, как они пьянели друг от друга? Переживал ли и он сейчас ту же боль и тоску?
Керен плотнее обхватила себя руками и попыталась прогнать воспоминания. Попыталась отвести взгляд.
Предполагалось, что ее чувства умерли.
Закончив разговаривать, он положил телефон на стол экраном вниз и провел ладонью по лбу.
Ей невыносимо хотелось обнять его, но она лишь крепче обхватила себя руками.
Их взгляды снова встретились. Он медленно вздохнул.
— Что случилось? — спросила она.
Его губы изогнулись в едва заметной улыбке. Он снова вздохнул.
— Проблема на работе.
— Не хочешь мне рассказать?
Он нахмурился:
— А ты хочешь послушать?
Если бы он говорил вызывающе, этого, возможно, и хватило бы, чтобы Керен справилась с болью и тоской по прошлому. Но в его голосе слышалось лишь недоверие; она вовсе не восприняла его ответ как вызов.
— Да, — кивнула она. — Рассказывай.
Он удобнее устроился в кресле и соединил пальцы рук:
— Ты слышала о Филиппе Легаре?
— Нет.
— О французском миллиардере, основателе модного дома Легар?
— Ах да, о Легаре я слышала. Твоя мама носит его вещи, верно?
— Да. Так вот, несколько лет назад Филипп Легар умер. Его семья выставляет на аукцион почти всю его коллекцию произведений искусства, чтобы оплатить налог на наследство. — Он сдвинул брови.
— Его смерть стала для них выгодной? — предположила Керен.
— То, что они собираются выставить на продажу, в десять раз, а то и больше, превосходит любой налог на наследство. В их коллекции есть картина Рембрандта и два Родена, а также еще девятнадцать предметов. Речь идет о сотнях миллионов, а может, и большей сумме.
Когда-то от таких цифр у нее кружилась голова.
— Дай угадаю. Они пытаются натравить на тебя Хультов? — Хульты считались крупнейшими конкурентами Филипидисов в сфере торговли произведениями искусства.
