Керен Певзнер - Светильник фараона

Певзнер Керен

Светильник фараона

С профессором Алоном Розенталем я была знакома давно. Одно время посещала семинар по социологии, который он блистательно вел, и тщательно записывала его высказывания о противостоянии в израильском обществе между религиозными и светскими, старожилами и новоприбывшими, сионистами и космополитами, евреями и арабами. Да и внутри самих евреев существовали противоречия между европейцами – ашкеназами и сефардами – выходцами из стран Магриба.

Представляя себе, в каком бурлящем плавильном котле под названием «Государство Израиль» мы все находимся, я удивлялась, как еще этот котел не взорвался от переизбытка давления.

Однажды профессор нарисовал на доске шкалу, на которой обозначил рост религиозности: от группы хананеев-атеистов, запрещавших называть себя иудеями, через светских израильтян, через тех, кто соблюдает кошерность и молится по праздникам в синагоге, к ортодоксам с пейсами и в черных лапсердаках, не признающих государство Израиль как светское и богопротивное.

– Определите свое положение на этой шкале, – предложил нам Розенталь.

Большинство участников семинара остановилось на середине шкалы с небольшим разбросом влево и вправо. Все они уважали религиозные традиции, но без особого как пиетета, так и фанатизма. Я же уверенно ткнула пальцем в левый край. Профессор не удивился.

– Объясните свое решение, – попросил он.

– Я атеистка, – ответила я.

– Хорошо, – невозмутимо кивнул он и тут же задал вопрос: «У вас есть дети?»

– Да, дочь Даша.

– Она изучает в школе ТАНАХ?[1]

– Конечно.

– И вы не препятствуете изучению?

– Нет, зачем же, – удивилась я. – Разве плохо знать историю?

– Ваша дочь была когда-нибудь в синагоге?

Я утвердительно кивнула и проглотила смешок, вспомнив Мордюкову в «Бриллиантовой руке»: «И я не удивлюсь, если ваш муж тайно посещает синагогу». Последнее слово вездесущие цензоры заменили на «любовницу», умалив при этом достоинство фразы.

– Она знает какие-нибудь молитвы? – продолжал допытываться профессор?

– Да.

– У вас в доме справляют еврейский новый год?

– Да, – я вдруг ощутила себя женой раввина в парике и юбке до пят, попавшей под влияние коммивояжера, начитавшегося Карнеги.

– Вы не экстремистка, – подытожил Розенталь.

– А кто?

– Либерал.

Ассоциативное мышление услужливо преподнесло мне Жириновского со стаканом израильского апельсинового сока, и круглый значок на груди девушки, участвующей в тель-авивском параде любви гомосексуалистов и лесбиянок. На значке крупными буквами было начертано: «Я либеральная».

По хребту пробежал холодок. Меня передернуло. Но вовремя прозвеневший звонок дал мне прийти в себя. Выйдя в коридор, я налила себе стакан чаю и уселась в уголке.

– Кто-то из великих сказал, – продолжил профессор, выйдя вслед за слушателями из аудитории: – Если бы бога не было, его следовало бы выдумать.

– Вольтер, – машинально произнесла я.

– Точно! – он посмотрел на меня с интересом. – Как вас зовут?

– Валерия Вишневская, – и, чтобы пресечь дальнейшие распросы, скороговоркой произнесла: – Мне тридцать семь лет, у меня пятнадцатилетняя дочь и работаю в конторе по переводам.

– Про дочь я уже знаю, – улыбнулся он, – а вот с возрастом вы поспешили. Женщина, способная открыть, сколько ей лет, способна на все. Автора этого изречения я помню. Оскар Уальд.

– Предрассудки, – отмахнулась я.

– Хорошо, – неожиданно легко согласился он. – Давайте продолжим наш разговор в более удобное время. Перемена кончается, и нужно возвращаться в класс.

С тех пор завязалась моя дружба с седовласым профессором. Мы с Дашкой нередко навещали его гостеприимный дом, его жена Сара кормила нас вкуснейшими бурекасами[2] с кунжутом, и мы говорили обо всем: о политике, положении женщин, о зарождении жизни на земле и даже об инопланетянах. Разговаривать с Розенталем было безумно интересно, но, к сожалению, такие встречи выпадали редко – профессор почти всегда возвращался домой поздно. Лекции в иерусалимском университете продолжались до десяти часов вечера.

У профессора имелось хобби – египтология. Поэтому дом заполняли бесчисленные книги и манускрипты по теме Древнего Египта. Полки украшали черепки и изящные статуэтки, вывезенные Розенталем из Долины Царей, а в углу гостиной стояла деревянная статуя песьеголового бога Анубиса величиной в человеческий рост. Особенно профессор интересовался периодом царствования фараона Аменхотепа IV, поменявшего впоследствии имя на Эхнатона, и его любимой жены Нефертити. Об этой паре Алон Розенталь мог говорить часами, описывая их привычки, дворцовые обычаи, этикет так, будто сам присутствовал при этом. Мы с дочерью слушали его, не замечая, как пролетает время.

Вчера он позвонил и сообщил:

– Валерия, я переезжаю на новую квартиру. Мы купили виллу в Барнеа.

– Поздравляю. Сара рада?

– Сара хлопочет – пакует вещи. А я, собственно, вот зачем звоню: хочу предложить вам некоторые книги, которые у меня оказались в двойном экземпляре. Не хотите? В крайнем случае их можно будет отдать в городскую библиотеку.

– Обязательно приду, спасибо, Алон! Когда заглянуть?

– Вот завтра с утра и приходите. Приедет бригада грузчиков, заодно и книги в вашу машину погрузят. Не таскать же самой.

– Договорились.

Даша сидела перед компьютером и сосредоточенно молотила по клавишам.

– Чем занимаешься, дочь наша? – я потрепала ее по макушке и принялась стаскивать туфли.

– Реферат по биологии пишу.

– Тема?

– Симбиоз в животном и растительном мире.

– Симбиоз – это хорошо, – машинально проговорила я, думая о своем. – Симбиоз – это славно. Рыбки акуле зубы чистят, рак актинию на горбу таскает. А вот у нас с тобой симбиоз или что?

– Ну… Наверное… – нерешительно ответила она.

– Тогда почему посуда не мытая? Давай заканчивай свой реферат и займись тем, чем тебе по симбиозу полагается.

– А говорила, что хорошо, – надулась Дашка, но на кухню все-таки пошла.

Я опустилась в кресло и вытянула ноги. С кухни доносился плеск и звяканье чашек.

– Мам, тебе какая-то женщина звонила.

– Ты спросила, кто это?

– Да, но она не ответила, сказала, что у нее срочное дело.

– А почему не в контору? Ты дала ей телефон?

– Да, но она сказала, что знает его, а тебя там нет.

– Когда это было?

– Полчаса назад.

Вот чего я не люблю, так это когда по рабочим делам мне звонят домой. У меня есть приемные часы, на двери висит табличка: «Валерия Вишневская. Переводы, нотариальные услуги. Прием с 9.00 до 16.00», так зачем надо в дом ломиться?

Словно услышав мое недовольство телефон зазвонил, настойчиво и требовательно.

– Я слушаю.

– Добрый вечер, – послышался в трубке нерешительный женский голос, это Валерия?

– Да, это я.

– Меня зовут Ирина Малышева. Скажите, я могла бы с вами посоветоваться?

– Простите, но советы я даю только в рабочее время.

– Это очень важно!

– Повторяю: я вас выслушаю, но только у себя в конторе. Приходите завтра утром к девяти. И, пожалуйста, не опаздывайте, я должна сразу же уходить, меня ждут в другом месте, – я вспомнила, что обещала Розенталю прийти и забрать книги. – Всего хорошего.

Я поспешно положила трубку, не желая слушать просьб и молений. В конце-концов, я не давала клятву Гиппократа. И какие-такие особенные советы может дать переводчик и помощник нотариуса? Разве что по правилам ивритской грамматики…

– Дарья, я завтра к Розенталям еду! – крикнула я. – Алон мне книги отдает, он переезжает, виллу купил.

– Хорошо ему, – вздохнула моя дочь. – Когда же мы купим?

– Когда ты профессором станешь, – я поцеловала ее в макушку. – А ты станешь, в этом я ничуть не сомневаюсь!

– Типичная еврейская мамочка, – Дашка пожала плечами и, сев за компьютер, принялась снова барабанить по клавишам. У нее с этой адской машинкой был полный симбиоз.

Когда я открывала дверь конторы, то увидела в коридоре ожидающую меня женщину.

– Ирина? – спросила я. Она кивнула. – Заходите, присаживайтесь.

Она вошла и я сразу увидела, какая это красивая женщина. Пышные волосы пепельного оттенка до плеч, серые глаза, пухлые губы придавали ей особое обаяние. Даже небольшой курносый нос не портил общего впечатления. Одета она была в джинсы, облегающие ее крепкие бедра, и белую футболку со значком-крокодильчиком на груди. На вид ей было около двадцати восьми лет, но этот наряд делал ее моложе.

Кончик носа у нее покраснел, а глаза припухли, выдавая бессонную ночь и размышления.

– Слушаю вас, – сказала, усаживаясь. – Чем могу быть полезна.