Кетлин О'Брайен - Запретная страсть

– А теперь расскажи, – попросил Брэндон. – Расскажи, почему ты хочешь уехать.

– Я не хочу, а должна уехать, – проговорила она и, всхлипнув, прижалась щекой к его груди. Ей не хотелось думать о Дугласе, об отце и вообще ни о чем. Ей хотелось спрятаться в объятиях Брэндона и умчаться отсюда далеко-далеко.

Поняв, что на нее опять напал страх, он еще крепче прижал ее к себе, так, чтобы она почувствовала, как ровно и покойно бьется его сердце.

– Все хорошо, Келси. О чем бы ни шла речь, мы с тобой можем во всем разобраться. Только расскажи все как есть. Почему ты должна уехать?

– Из-за Дугласа, – наконец выдавила она, хотя и знала, что при упоминании этого имени потеряет обретенный было покой. Рука Брэндона замерла, перестав поглаживать ее руку, на миг оборвался ровный ритм его сердца. Когда оно снова забилось, то уже не как прежде, а гулко и неровно.

– Из-за Дугласа?

Брэндон не отнял руки, но Келси почувствовала, что такое желание у него возникло.

– Он же в Сан-Франциско.

– Я только что звонила ему, – тихо ответила Келси. – Он едет домой. Будет здесь часа через два. Он едет потому… потому, что я сказала… я сказала, что не выйду за него.

Брэндон отпустил ее руку и слегка отстранился. Келси судорожно схватилась за его рубашку.

– Не сердись! Я не могу. Не могу я выйти за него.

– О Боже! – Брэндон медленно отодвинул ее от себя, удерживая на расстоянии руки. – Посмотри на меня, – сказал он, и она усилием воли заставила себя поднять на него полные слез глаза.

Наступила ночь, и комната освещалась только серебристым светом фонарей в саду.

– Брэндон, прошу тебя…

Теперь, когда их сердца разъединились, она стала беззащитна, и гроза, должно быть, знала об этом. Похожий на удар хлыста гром расколол комнату надвое, а вслед за тем молния бросила свет на побелевшее лицо Брэндона.

Казалось, Брэндон не замечал холода, а у Келси по спине забегали мурашки, ее проняла дрожь. Не замечая ничего, он пытался рассмотреть ее лицо, и было непонятно, что он надеется увидеть.

– Брэндон! – У нее задрожал голос. – Ты сердишься?

– Почему ты это сделала?

Келси ничего не могла прочитать по его лицу, и поэтому трудно было решить, какие чувства скрываются за его сдержанным вопросом.

– Я не люблю его, – проговорила она, удивляясь тому, как легко это у нее вырвалось. – Я не могу выйти за человека, которого не люблю. Все так, как ты сказал, Брэндон. Все это плохо.

Он больно сжал ей плечо.

– Из-за того, что произошло с нами сегодня? – сипло выдохнул он. – Из-за этого ты решила бросить Дугласа?

Келси помотала головой, понимая, что от ее ответа зависит многое, очень многое. Она решила, что ему незачем чувствовать себя виноватым.

– Нет, – сказала она. – Не поэтому.

Но, видимо, ее ответ не убедил Брэндона. Он продолжал сжимать ее плечо, так, что ей даже стало больно.

– Этого не должно было случиться, – продолжал он, как будто она еще не ответила.

Одна за другой беспорядочные вспышки молнии, быстрые и переменчивые, осветили комнату, и при этом странном свете она увидела наконец, как он напрягся, какая горечь у него в глазах, какая угрюмая складка легла возле рта.

– Я шел к тебе, чтобы сказать это, – проговорил он, когда в комнате опять стало темно. – Сказать, что очень сожалею. – Он судорожно сжимал и разжимал пальцы, надавливая на ее плечо. – Прости меня, Келси. Со мной случилось… Ну, я просто не мог справиться с собой.

– Знаю, – прошептала она, глядя на свои лежавшие на коленях руки. Они казались прозрачными, с неясными очертаниями, точно у призрака.

Порыв ветра швырнул на подоконник первые капли дождя. Подавив тяжелый вздох, Брэндон поднялся.

Подойдя к окну, он посмотрел на разбушевавшуюся ночную стихию, потом рывком опустил раму. В тот же миг по стеклу забарабанили сердитые косые капли.

– Послушай, Келси, обещаю тебе, что это больше никогда не повторится, – проговорил он, не оборачиваясь. – Тебе нет нужды убегать от меня. Я уеду. Завтра же утром. Клянусь, я вовсе не хотел становиться между тобой и Дугласом.

– Ты и не становился, – несчастным голосом попыталась возразить Келси.

– Не будем обманывать друг друга. Ты что, думаешь, я не понимал, что происходит между нами? Да ведь я от этого с ума сходил. Мне давно уже надо было уехать…

– Нет, – стояла на своем Келси, не в силах видеть, как он страдает от угрызений совести. – Ты не должен уезжать. Ты в этом не виноват. То, что произошло сегодня, ничего не изменило.

– Ничего не изменило? – зло, как будто возвращая пощечину, бросил он ей в лицо. – Ничего?

Сделав три широких шага, он пересек комнату и встал у нее за спиной. Потом оперся коленями на кровать, и она оказалась зажата между его мощными бедрами. Брэндон снова схватил ее за плечи и гневно встряхнул.

– Будь честной перед самой собой, Келси, – проговорил он ей на ухо. – Мы хотели друг друга. Очень хотели. Будь мы одни, я бы обязательно взял тебя, прямо там, на клумбе. А ты бы и пальцем не пошевелила, чтобы меня прогнать.

Она поморщилась, как от боли. Он сказал обидную вещь, но возражать было бессмысленно.

– Брэндон, не надо, – умоляюще произнесла она, но Брэндон не собирался проявлять снисхождение. Он не выпускал свою пленницу из рук, продолжая бичевать ее.

– И ведь это не в первый раз, верно? Вспомни пикник, когда мы катались на досках. Я так хотел тебя, что не мог держаться на воде, думал, что вот-вот пущу пузыри. – Он сильно сжал пальцы. – И каждую ночь, каждую проклятущую ночь, несколько недель подряд, я проходил мимо твоей комнаты, и всякий раз что-то во мне переворачивалось. Я с трудом сдерживался, чтобы не зайти.

Она опустила лицо в ладони: слышать это было невыносимо – он словно рассказывал о ней самой. А теперь, когда она знала, что и он испытывал то же самое…

– Для меня все изменилось, – с горечью признался он. – Это перевернуло мою жизнь вверх тормашками.

Келси не оборачивалась. Не хотелось видеть его разгневанного лица, не хотелось, чтобы он увидел чувства, отпечатавшиеся на ее лице, как тавро.

Она попыталась собраться с мыслями. Как можно заставить его понять то, в чем я и сама-то не в состоянии разобраться? Здесь очень тонкая разница, но очень важная. Я не могу выйти за Дугласа, потому что не люблю его. Тот факт, что я люблю Брэндона, имеет к этому прямое отношение и в то же время абсолютно никакого.

Но сказать так я не могу. Это прозвучит нелогично, надуманно, неестественно. Слова – это так скользко, эфемерно. Ими невозможно описать чувства, особенно любви.

Она устало и растерянно покачала головой.

– Прости, – непослушными губами произнесла она, – может быть, все придет в норму, когда я уеду. Может быть, все встанет на свои места.