Варя и Галя - Павел Николаевич Чумаков-Гончаренко
– Вы в первый раз, как я понял, исповедуетесь? – обратился к ней отец Георгий.
– Да, батюшка.
– Ну, тогда начнем.
Где-то через полчаса отец Георгий вышел из палаты и к нему сразу же кинулась Галина Михайловна:
– Ну, что, отец Георгий?
– Все хорошо, пройдете, она вас звала.
– Спаси Господи, вас, отец Георгий! Благословите!
Священник перекрестил Глину Михайловну, и они распрощались. Она прошла в палату к подруге и увидела ее покрасневшие от слез глаза.
– Ну как ты тут, Варя?
– За все, слава Богу! – и она засмеялась. – Вот видишь, я уже к концу своих дней, совсем как ты стала. Впрочем, я очень благодарна Богу, что тебя встретила, так сказать, на последнем издыхании…
В этот момент в ее палату влетел, немного запыхавшись, ее муж:
– Здравствуйте! – поклонился он Галине и сразу же не останавливаясь, направился к Варваре Петровне: – Привет, дорогая! Как у тебя дела? – и он поцеловал ее в щеку.
– Ладно, я пойду…, – проговорила с некоторой неловкостью Галина Михайловна, устремляя свой взгляд на подругу.
– Да, до свидания, – не оборачиваясь на нее, взявшись за руки жены, сказал он, присаживаясь на край кровати.
Варвара Михайловна только согласно кивнула подруге и та сразу вышла.
– Рассказывай? Как только мне позвонил доктор, так я сразу все бросив, примчался к тебе!
– Спасибо, что не забыл, – горько усмехнулась она.
– Перестань Варя, сейчас не время для выяснения отношений.
– Да, не время, – грустно и устало согласилась она.
– Может ты, что-нибудь хочешь? Тебе что-нибудь нужно?
– Нет, спасибо. Я только не хотела бы здесь умирать. Мне хотелось бы сделать это дома.
– Тебе ни в коем случае нельзя сейчас покидать больницу! Доктора говорят, что тебе необходим постоянный надзор и наблюдение. А дома у нас ничего и не оборудовано, так что лучше оставить эту идею.
– Надзор? Не оборудовано? Впрочем, теперь все равно.
– Я пред тобой так виноват!.. – сказал он.
– Да ладно тебе, мы вместе друг перед другом виноваты…
– Прости меня!
– Бог простит, и ты меня прости! А где Вадик с Юрой?
– Я им звонил, они сказали, что как только освободятся, так сразу и приедут к тебе.
– Ну и, слава Богу! – проговорила она с особой материнской теплотой в голосе.
Они проговорили более часа и, наверное, никогда за всю свою семейную жизнь у них не было такого теплого и почти откровенного разговора. Было много сказано теплых слов и признаний, комплиментов и обещаний. В конце Варвара Петровна даже перекрестила и благословила своего мужа. Из палаты он вышел со слезами на глазах, он практически никогда не плакал, а сейчас не смог сдержаться…. А Варвара Петровна по его уходу вызвала медсестру и попросила ее позвать к себе Галину Михайловну.
– Вот Галь, я и с мужем уже простилась. Осталось только сынов дождаться. – Говорила она ей, когда она пришла к ней в палату. – Только вот супруг мой не захотел меня домой забирать, даже ради смерти моей. Ведать там уже моя подмена обживается…
– Ну, Варя!.. Ты не исправима, во всем видишь плохое, – сказала Галина Михайловна, осуждающе покачивая головой.
– Я же не осуждаю?!.. Просто говорю как есть. Да и пусть живет, что мне теперь?! У меня теперь другие интересы, – проговорила она действительно удивительно спокойным и даже как будто безразличным голосом.
«Смирилась! – подумала Галина Михайловна. – Это хорошо! Спокойней будет…» И она стала, пытаться отвлечь свою подругу от грустных мыслей отыскивая и вспоминая в уголках своей памяти, все то положительное, что было когда-то в их жизни. А потом пришла медсестра и позвала Галину Михайловну на процедуры.
– Я, как только закончат, обязательно к тебе вернусь. Хорошо?
– Да, конечно, иди, – улыбнулась ей Варвара Петровна.
А пока ее не было, к Варваре Петровне пришел ее младший и самый любимый сын. Они тоже говорили мирно и долго. Такого теплого разговора у Вадима с матерью тоже не было очень давно. Он, как и его отец, выходя от нее, прослезился и был очень удивлен, что его мать всю свою жизнь бывшая прагматиком и материалистом, вдруг начала благословлять его и его семью; беспрестанно упоминать в своих словах Бога; а потом и вообще к его огромному удивлению призналась, что у нее уже был священник и она исповедалась и причастилась. «Наверное, перед смертью все люди становятся слишком чувствительными и заражаются мистицизмом? Быть может, ищут себе в мистике успокоение и спасение от страха небытия? Несколько раз в жизни я видел, как люди даже достаточно молодые – мои друзья, всю жизнь до этого будучи неверующими людьми, вдруг заболевая тяжелыми недугами начинали склоняться к мистике. Что это предчувствие души? Или просто какое-то размягчение психики и утрата здравомыслия?» – задавал он вопросы самому себе, выходя от матери и спускаясь на лифте. Но так и не найдя ответа постарался отогнать от себя эти тяжелые мысли. Видно ему еще не пришло время задавать себе такие вопросы. Быть может он просто внутренне не готов к ним.
Потом приезжал и Юрий, ее старший сын, у которого она просила прощения с особым усилием, вспоминая про себя то, что когда-то она чуть было, ни убила его в своей утробе. Он был даже немного обескуражен, ему тоже было непривычно видеть свою мать в таком состоянии.
А уже поздним вечером Варвара Петровна рассказывала, сидящей подле нее Галине Михайловне, как тепло она расстались с сыновьями. Потом изрядно утомившись Варвара Петровна позвала к себе свою подругу:
– Галь!
– Да, Варя?
– Я хотела еще тебе что-то сказать: ты, наверное, заметила, что я с неохотой присутствовала, когда к тебе постоянно приходили твои дети с внуками и муж. Я хотела тебе сейчас сказать, что это все из-за того, что на самом деле я тебе завидовала, и мне в душе было больно видеть твое и их счастье, вашу любовь и заботу друг к другу. На самом деле Галя ты очень счастливый человек и я знаю почему: ты хорошая и добрая и именно потому Бог всегда был рядом с тобой и твоей семьей.
– Он и с тобой всегда был рядом, ты просто порой не хотела этого видеть и замечать. – Ответила с сочувствием ей Галина Михайловна, старательно подбирая слова, чтобы не обидеть подругу.
– Да, я знаю, но теперь уже поздно и жизнь назад не воротишь…, – и после паузы Варвара Петровна посмотрела с благодарностью на свою подругу, проговорив теплым, ласковым голосом: – Иди, обними меня и поцелуй на прощанье. Я что-то за день уморилась и мне нужно
