Кетлин О'Брайен - Тихая мелодия

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Дженни не отстранилась, хотя Майкл по глазам видел, что хотела это сделать. Мышцы на ноге напряглись, будто желая сбросить его руку, и Дженни потупилась, с трудом проглотив ком в горле.

– Да ну, Майкл, – начала она с напускной легкостью, которая ей совершенно не удалась, – это же только предположение. Не будь таким серьезным.

– Дженни…

Но она нервно рассмеялась.

– Давай сменим тему, – сказала она, потом подтянула колени к подбородку и как можно плотнее укрыла их ночной рубашкой. – Расскажи о своей работе, мне очень интересно. Она ужасно опасная?

Майкл почувствовал, что может сорваться, настолько неприятен был внезапный переход Дженни от слез к глупой девчоночьей болтовне: польстить, умаслить, дать возможность рассказать о себе и показаться большим и сильным. Вести светскую беседу, но не подпускать слишком близко.

К черту! Он ждал от Дженни большего, ему нужна была правда. Он хотел, чтобы она доверилась ему, открыла душу, переложила свои тревоги ему на плечи и не тащила бы груз в одиночку. Она должна поверить в его способность помочь.

Впрочем, кого он обманывает? Да, все это ему очень нужно, но еще нужнее снова положить руку на колено Дженни, узнать, по-прежнему ли мягки ее губы. Понять, во что вырос робкий росток чувственности, замеченный им шесть лет назад, расцвел ли он в тот чудесный цветок, каким обещал стать?

А Дженни, черт бы ее побрал, думала только о том, как выйти из неловкого положения. Он стиснул зубы и попытался сосредоточиться.

– У тебя нос какой-то не такой, – говорила меж тем Дженни, – ты не ломал его?

– Да, – ответил он. Нос и два ребра в первый раз сломали ему три подонка. Потом еще раз в баре в Сент-Луисе, где он выслеживал растратчика, все это до того, как появились двадцать подчиненных, костюмы и крупные клиенты. – Несколько раз.

– Так это и вправду опасно?

– Иногда.

Разговор раздражал Майкла: видно, нервы были натянуты до предела. Дженни считала, что они просто мирно беседуют, но это лишний раз показывало, что настоящего горя она еще не знала. Богатая папочкина дочка, увлеченная новой игрой в прятки. Она ничего не смыслит в жизни, и даже смерть Кина не научила ее тому, что жестокость – явление обычное.

– Гляди.

Майкл резко задрал майку. Он ей покажет, он заставит ее говорить по-настоящему, плевать, что она стремится к трепу на общие темы.

– Что? – Дженни сощурилась и наклонилась ближе к Майклу. Ее волосы серебрились в свете экрана. – Не вижу, слишком темно, а что там?

– Вот. – Он схватил ее руку прежде, чем она успела отдернуть ее, и приложил к правой стороне груди, где ее наискось рассекал уродливый десятисантиметровый шрам, память о ножевом ранении. Его пырнула ножом красотка секретарша, уличенная в продаже промышленных тайн босса своему любовнику. Майкл дал Дженни ощупать грубый рубец. – Подарок одной леди. Метила в сердце, но плохо прицелилась.

Даже в тусклом свете он увидел, как темная краска заливает щеки Дженни. Ее голова была у самой груди Майкла; пальцы сначала упрямо напряглись, потом, нащупав шрам, стали мягкими и покаянно нежными.

– Ой, Майкл, – выдохнула Дженни, и в этих словах он, наконец, услышал сочувствие. Воображение девушки живо подсказало ей, какую боль должно было причинить то, что оставило такой след.

Майклу стало стыдно: воспользовался дешевым трюком. Но остановиться он уже не мог, он хотел чувствовать на коже ее нежные пальчики, хотел придвинуться ближе, чтобы их груди соприкоснулись, встретились. Он желал этого так остро, что у него перехватило дыхание.

Майкл откинулся на спинку дивана, закрыл глаза. Он напряженно ждал, не двинутся ли ее пальцы дальше. Сможет ли она почувствовать другие раны, хотя они и не оставили шрамов на его теле? Ощутят ли кончики ее пальцев, как изнывает и рвется к нежности его душа?

А если да, что сможет почувствовать он сам? За эти шесть лет он не знал ничего, кроме зияющей пустоты. Боль и вина сделали его невосприимчивым к наслаждению, и когда плоть его просыпалась – ведь мужчиной он не перестал быть, – ум и сердце молчали. Он сам построил тюрьму для своих чувств.

Пальцы Дженни снова и снова ощупывали шрам, словно запоминая его. Потом, когда Майкл уже ни на что не надеялся, они робко двинулись в сторону, где кожа была гладкой. От ее прикосновения твердели мускулы и под кожей, покалывая, разливалось тепло. Рука Дженни поднималась все выше, забралась под майку, дошла до темного соска.

Майкл подавил стон, чтобы не испугать ее. Живот знакомо сжался. Надо было напоминать себе, что пора вздохнуть, но это с каждой секундой становилось все трудней исполнить.

Дженни положила вторую руку прямо на сердце, и оно зашлось в безумной гонке. Она пригнула голову, словно стесняясь, и уткнулась лбом Майклу в грудь.

Напряжение нарастало – скорее боль, чем наслаждение. Но Майкл знал, что за болью рай, если только замороженное тело оттает под ее теплыми руками и выпустит чувства на волю.

О Господи, да! Он хотел, чтобы чувства хлынули, как струи ревущего водопада, чтобы он, как первый человек на Земле, онемел от изумления, ослаб от радости, вознес бы благоговейные мольбы к небесам…

Но вдруг его грудь обожгли слезы Дженни.

– Майкл, я так скучаю по нему!

Голос девушки стал невнятным от рыданий, она вцепилась в Майкла, ища защиты и утешения, а он не сразу понял причину ее слез. Ослепленный желанием, он хотел только, чтобы она прекратила говорить и плакать. На краткий постыдный миг ему стало все равно, что ее волнует. Дженни все еще согревала его своим теплом, и он не желал останавливаться.

Однако скорбь Дженни задела в его душе что-то очень глубоко спрятанное, и надо было откликнуться. Нельзя быть такой скотиной.

– Ты приехал, и все как будто вернулось назад, – громко всхлипывала Дженни. – Боже, как мне его не хватает!

– Знаю, Дженни, – ответил Майкл, тщетно стараясь устроить ее поудобнее.

– Он нужен мне, Майкл. Сейчас мне так нужен старший брат. – Дженни заворочалась, мокрая от слез, щека легла на грудь Майкла. – Конечно, Кин часто делал глупости. – Она хотела рассмеяться, но закашлялась. – Он был избалован, как и мы с Клер. Хотел веселиться всю жизнь и ничего больше не делать. – Она сжала кулаки и свирепо ткнула ими в Майкла. – Но это был мой брат, мой единственный брат, и я так любила его!

Майкл почувствовал, как горло его сжали невыплаканные слезы, и нагнулся ближе к лунным волосам Дженни.

– Я знаю, милая, – с трудом выговорил он, целуя ее в макушку. – Знаю. Я тоже его любил.

В общем, он был готов к тому, что она вскочит и залепит ему пощечину за бесстыдство клясться в любви к человеку, которого он убил. Но она припала к нему с горестным вздохом, будто бы успокоившись от его простых слов.