Маргарет Роум - Человек Огня

Тут Инес задала вопрос, на который никогда не отважилась бы Тина:

— Но, Рамон, ты уверен, что на катере мы будем в безопасности? — В ожидании ответа глаза сеньориты испытующе смотрели ему в лицо. Губы начальника экспедиции тронула усмешка, однако он ободряюще накрыл ее руку своей.

— Думаю, Джозеф лучше меня ответит на этот вопрос. Наши жизни будут зависеть от его опыта и рассудительности.

Капитан неопределенно пожал плечами, но в глазах его сверкнуло озорство, когда он обводил взглядом напряженно-вопросительные лица.

— Мы могли бы, попав в стремнины, поцарапать о скалы палубу нашего катера, как я полагаю, и это заставило бы меня поволноваться, но, — командир судна широко улыбнулся, — я уверен, что мы не пострадаем.

Напряжение, висевшее в воздухе, заметно рассеялось, и у Тины отлегло от сердца. Каким-то непостижимым образом капитану с его добродушным юмором и спокойствием удалось сделать мысль о катастрофе совершенно нелепой.

Дальше, пока все ели и отдыхали, беседа шла вяло. Мужчины изрядно утомились, и, поскольку завтрашний день обещал быть тяжелым и многотрудным, люди начали постепенно разбредаться по палаткам, пока наконец у догорающего костра не остались только Тина с Тео и сеньор Рамон с доньей Инес.

Тео, не обращая внимания на других, казалось, твердо решил беседовать исключительно с Тиной, несмотря на то что девушка несколько раз пыталась уйти, ссылаясь на необходимость доделать работу. Глаза уже слипались, а Тину ждала целая гора грязной посуды, каждая лишняя минута казалась невосполнимой потерей. А Брэнстон все гудел, повествуя о разных случаях, происшедших с ним в других экспедициях. Голова Тины непроизвольно клонилась на грудь, и девушке стоило огромных усилий удержать слипающиеся ресницы. Сеньор Вегас, очевидно поглощенный беседой с подругой, как будто бы не замечал ничего вокруг. И когда его голос резко оборвал повествование Тео, Тина вздрогнула от неожиданности.

— Сеньорита, позвольте напомнить, что вы еще не выполнили свои обязанности! — отчеканил он.

Девушка вскочила как ужаленная, но усталость навалилась с такой силой, что прошло несколько секунд, прежде чем она собралась с мыслями для ответа, и Тео успел вмешаться:

— Я помогу Тине. В мои намерения вовсе не входит оставлять ее одну с этой горой посуды! — Американец хмуро глянул на кучу грязных тарелок, чашек и котлов.

Брови сеньора Вегаса немедленно сомкнулись над прищурившимися глазами, и он сурово заметил:

— Похоже, вы невнимательно слушали меня, Брэнстон, когда я говорил о том, что обязанности будут четко распределены между всеми членами экспедиции. Вспомните-ка, я сказал: «никаких пассажиров», и, уверяю вас, имел в виду именно это! У сеньориты Доннелли было достаточно времени, чтобы завершить работу не слишком поздно, но она предпочла сидеть, беседуя с вами, так что теперь должна расплачиваться за медлительность!

Лицо Брэнстона потемнело, и Тина с ужасом увидела, как он стиснул огромные кулачища, словно вознамеревался яростно налететь на по-прежнему невозмутимого сеньора.

— Пожалуйста, Тео… — заикаясь, пробормотала она, — мне не нужна ваша помощь. Более того, я настаиваю, чтобы вы не мешали мне самой покончить с посудой. — Она кивнула в сторону Инес, даже не пытавшейся скрыть презрение, и с нажимом закончила: — В нашей партии довольно и одного захребетника!

Ехидное замечание явно задело Инес за живое; бразильянка вспыхнула, однако, прежде чем успела гневно парировать выпад, вмешался сеньор.

Бросив на Тину тяжелый взгляд, чем сильно раздосадовал ее, поскольку девушка считала, что была совершенно права, сеньор Вегас повернулся и примирительно бросил Инес:

— Сеньорита Доннелли сильно устала, в обычных обстоятельствах она не позволила бы себе подобных высказываний, так что, я думаю, тебе, Инес, — он посмотрел на Тео, — и вам, Брэнстон, лучше сейчас же отправиться спать!

Несмотря на довольно мягкий тон, эти слова все-таки были приказом, и первой ему подчинилась Инес. Она равнодушно пожала плечами и, надув губы, обронила:

— Как скажешь, дорогой Рамон. — И, уходя, бразильянка обернулась через плечо и нежно прошептала по-испански: — Спокойной ночи, Карамуру.

Мимолетный призрак улыбки на мгновение смягчил линию губ сеньора Вегаса, но, когда он вновь посмотрел на Тео, его лицо выражало непоколебимую твердость. Он встал, и хищные, как у пумы, голубые глаза цепко оглядели каждый мускул гигантской фигуры разъяренного американца.

— Ну, Брэнстон? — требовательно осведомился сеньор Вегас.

Когда взгляды их встретились, воздух словно бы пронизали электрические разряды. На лбу Тины, пока она наблюдала за молчаливой дуэлью двух мужчин, выступила холодная испарина. Через несколько мгновений она, не выдержав, прошептала:

— Пожалуйста, Тео, сделайте, как он сказал…

Американец совсем помрачнел, лицо его исказила гримаса ненависти. Сеньор же был совершенно невозмутим.

Секунду спустя Тео сдался: бормоча проклятия, он развернулся на каблуках и быстро ушел.

Тина принялась поспешно собирать посуду, руки ее ходили ходуном, из глаз неудержимо лились слезы. Девушка быстро вытерла их ладонью, ведь откуда-то из темноты, из-за освещенного фонарем круга за ней наблюдал сеньор Вегас, а она предпочла бы умереть, чем показать ему, как напугана и насколько беспомощной чувствует себя после этой мерзкой сцены.

Тина едва узнала мягко прозвучавший у нее за спиной голос — сейчас в нем не было ни намека на привычную безапелляционную властность.

— У вас очень усталый вид, сеньорита, позвольте мне помочь вам.

От удивления Тина не смогла вымолвить ни слова. Даже когда тонкая смуглая рука выдернула из ее дрожащих пальцев тарелку, она не вполне осознавала, что происходит. Склонив увенчанную короной золотисто-рыжих волос голову, девушка работала бок о бок с сеньорой Вегасом, пока не засияла каждая тарелка и чашка и не были отдраены котлы, потом все так же молча, даже не взглянув на него, Тина повернулась, чтобы уйти, но Рамон удержал ее за руку, стиснув, как стальными наручниками. Тут уж Тине пришлось взглянуть на Вегаса, и горящие гневом зеленые глаза встретились с полными недоумения голубыми.

— Вы простите меня, сеньорита Доннелли? — тихо спросил Рамон.

— Простить вас за что, сеньор? — натянутым тоном поинтересовалась она.

— За то, что наказал вас, конечно. За то, что позволил себе поддаться раздражению на ваше чисто английское высокомерие и весьма неприглядным образом взвалил на ваши хрупкие плечи самую тяжелую работу, какую только смог придумать.