Эмма Дарси - Кузина-самозванка
— И мне жаль, дорогая. Мне очень жаль, — с печалью в голосе ответил Марко.
И в этот миг ее сердце открылось навстречу этому умирающему человеку. Ему было тяжело при мысли, что он так и не помирился с сыном, погибшим в авиакатастрофе. Каково было бы ему узнать, что и внучка не дождалась этой встречи! На глазах Дженни вскипели слезы, когда она вспомнила, какую ужасную смерть приняла ее подруга.
Марко Россини неожиданно взял ее руку в свои и похлопал по ней жестом утешения.
— Твоя потеря тем более тяжела, что ты потеряла сразу обоих родителей, — сочувственно произнес он. — Я надеюсь, что смогу помочь тебе хоть немного примириться с этой потерей.
Дженни не выдержала напряжения, и слезы градом покатились по ее щекам. Это было ужасно — притворяться тем, кем ты не являешься на самом деле. На ее месте должна была быть Белла; подруга должна была обрести дедушку, который позаботился бы о ней. Дженни покачала головой, закусила губу и проглотила застрявший в горле ком.
— Извините, — с трудом произнесла она. — Я не хотела…
— Все нормально, Изабелла, — пришел ей на помощь Данте. Он подошел к небольшому столику рядом с шезлонгом, выдернул из коробочки несколько бумажных салфеток и протянул Дженни. — Дедушка прекрасно понимает, что тебе нелегко далась эта встреча.
— Давай сядем за тот стол, дорогая. — Марко подвел ее к большому круглому столу под тентом. — Налей девочке что-нибудь попить, Данте.
Марко отпустил сиделку и присел на один из мягких стульев, пригласив Дженни последовать его примеру. Данте налил из кувшина фруктового сока, добавив несколько кусочков льда из стоявшего рядом мини-холодильника, и сел напротив деда. Дженни промокнула салфеткой глаза и вытерла щеки, надеясь, что макияж, который она с таким трудом научилась накладывать, не испорчен окончательно.
— Где Люсия? — спросил Марко внука, отвлекая тем самым внимание от Дженни, чтобы та могла успокоиться.
— Организует комнаты для Изабеллы. Она распорядилась поселить ее в гостевом крыле, но я не согласился с этим решением.
— А-а… как всегда, — огорченно заметил Марко. — Я должен был сам все проконтролировать.
— Люсия привыкла быть твоей единственной, любимой внучкой, дед, — сказал Данте, кивнув в сторону Дженни, как бы говоря о том, что «любимая внучка» вполне может затаить злобу против неожиданно откуда-то взявшейся конкурентки.
— Я учел это. Поэтому ты по возможности постарайся находиться рядом с Изабеллой, мой мальчик.
— Конечно, дед.
— Отложи все дела. Ты нужен мне здесь. Сам понимаешь, времени осталось совсем мало.
— Я уже отдал соответствующие распоряжения. Да я и сам хочу проводить все время с тобой, дед.
Марко устало вздохнул:
— У меня не слишком много сил в последнее время. Спасибо, что привез Изабеллу, Данте. Теперь она не будет одинока.
— Я позабочусь, чтобы Изабелла больше никогда не оставалась без поддержки семьи.
Дженни посчитала нужным вмешаться.
— У меня все в порядке. Мне ничего от вас не надо, — быстро произнесла она, переводя взгляд с Марко на Данте. — Я привыкла сама заботиться о себе и приехала совсем не за тем.
В темных, живых глазах Марко вспыхнул интерес.
— А почему ты приехала, Изабелла?
Почему? «Потому что ваш внук заставил меня!» Но вслух она конечно же этого не сказала.
— Мне стало интересно узнать, где родился мой отец, в какой семье рос. Данте рассказал мне, почему вы прогнали его, но поверьте, и для него это тоже стало ударом, травмой на всю жизнь. Знать, что ты виноват в смерти матери… Я думаю, живя и тяжело работая в необжитых районах Австралии, он таким образом наказывал самого себя. Но он был хорошим человеком, хорошим мужем и хорошим отцом. Вы могли бы гордиться им таким, каким он стал.
Дженни сама не понимала, откуда берутся слова. К рассказам Беллы о том, как она росла в Квинсленде на отдаленной ферме, где разводили скот, примешивалось собственное понимание трагедии, приведшей к изгнанию Антонио Россини из семьи.
В ответ на ее пылкую тираду Марко закрыл глаза и, казалось, погрузился в себя. Кожа на лице обвисла и приобрела серый оттенок.
Данте подался вперед и коснулся руки Марко:
— Дед, Изабелла сказала это не для того, чтобы в чем-то тебя обвинить.
Тяжелые веки медленно поднялись.
— Мой мальчик, сколько раз я говорил эти слова сам себе, читая отчеты детективов. — Марко перевел полный сожаления взгляд на Дженни. — На то, что было сделано, оказали воздействие горе и ярость. Я очень любил свою жену, Изабелла. И верю тому, что ты мне сказала, потому что Антонио тоже очень любил свою мать. Он назвал тебя в ее честь.
«Данте не упоминал об этом».
— Вы надеялись увидеть во мне ее черты. — Дженни помимо воли безумно сочувствовала Марко.
— Да, наверное. Антонио был очень похож на мать. Я думал… — На лице старика появилась извиняющаяся улыбка.
— Имя Изабелла записано в моем свидетельстве о рождении, но меня все всегда называли Беллой. — Дженни все труднее давался этот разговор. Она все сильнее ощущала себя мошенницей, особенно когда умирающий человек, глядя на нее, пытался разглядеть в ней черты любимой жены.
— Белла…[1] — мягко повторил Марко. — Подходящее для тебя имя. Ты красивая молодая женщина. Наверняка твоя мать тоже была красивой?
Дженни зарделась от неожиданного комплимента, ведь вся ее обретенная «красота» была придумана и оплачена Данте.
— Думаю, да. — Такой ответ показался Дженни наиболее безопасным.
— У тебя нет с собой фотографии родителей? Мне бы хотелось посмотреть.
Дженни отрицательно покачала головой. Ей не пришлось лгать, отвечая на этот вопрос Марко. Белла рассказала ей, что все семейные фотографии сгорели, когда на старой ферме случился пожар. Ей тогда было восемнадцать, она как раз оканчивала школу, а родители уехали продавать скот на торги. Спасти ничего не удалось.
— Еще одна невосполнимая потеря для тебя, — сочувственно произнес Марко.
— И для вас. — Дженни видела, как уходящему из жизни отцу хотелось посмотреть хотя бы на фотографию сына, который прожил свою жизнь на другом конце света.
— Да, но в своей потере виноват я сам, а ты — нет.
Это было справедливо замечено, и Дженни кивнула в ответ. Марко Россини нравился ей все больше и больше. Он совсем не выглядел жестоким тираном, которому богатство и власть затмили разум, позволив карать и возвышать людей по собственному усмотрению. Сейчас перед Дженни был старый человек, чей земной путь подходил к концу, искренне сожалеющий об ошибках, которые уже не исправить.