Любовный треугольник - Элла Александровна Савицкая
— Да. Пока понаблюдаю, а дальше может и мне первое дело даст, — воодушевленно делится он.
Было бы здорово. Леша давно ждёт. Усердно работает, очень помогает Александру Александровичу. Тот — близкий друг его отца, поэтому и ведёт его шаг за шагом. Я была бы рада, если бы у Леши всё получилось, он способный, схватывает на лету. И я уверена, будет просто прекрасным адвокатом.
— Давай я тебе хотя бы чай заварю, — спохватившись, встаю, чтобы набрать в чайник воды.
— Давай. Я там еще торт твой любимый привез. С безе.
Пропустив ещё одну волну вины через себя, нажимаю на кнопку и благодарно ему улыбаюсь.
— Спасибо.
Под присмотром доедаю суп, пока он пьет чай и рассказывает о том, как кто-то из сотрудников напутал сегодня отчеты.
Ещё немного остаётся у меня, а потом собирается на выход.
Проводив его, подхожу к окну и сажусь на подоконник. Благо они широкие в квартире. За окном уже стемнело, включились фонари.
Леша, выйдя из подъезда, привычно вскидывает голову и коротко машет мне рукой.
Я делаю тоже самое в ответ, наблюдая как он садится в машину.
Прижавшись к стеклу лбом, провожаю взглядом его опель, пока тот не скрывается за поворотом.
Едва это происходит, как двери другого автомобиля, припаркованного чуть поодаль, открываются и на улицу выходит Давид.
Также, как и Лёша, поднимает голову и смотрит прямо на меня.
12 Оля
У меня внутренности в узел скручивает в эту же секунду. Сердце к горлу подскакивает и в припадке колотится о рёбра.
Давно он там? Или только приехал?
Давид выбивает из пачки сигарету и подкуривает. Оперевшись бёдрами на капот, снова сюда смотрит.
В темноте на каждой затяжке вспыхивает оранжевый огонек. Ярче, тусклее… выдох… облако серого дыма летит в сторону.
Уткнувшись лбом в стекло, жадно ловлю каждое его действие. Сама как на пороховой бочке сижу. Часть меня транслирует ему, чтобы уехал, а вторая… вторая затаившись ждёт.
Отсюда я не вижу четко его лица, но пока он подносит сигарету к губам и затягивается, мой мозг как нейросеть дорисовывает его заостряющиеся черты. Как втягиваются щеки, напрягаются скулы. Я помню досконально каждую деталь, связанную с ним. Несмотря на то, что долгое время намеренно не вспоминала, моя память теперь воспроизводит все подробности.
Говорят, если однажды научиться кататься на коньках, а потом на протяжении нескольких лет на них не становиться, тело все равно будет помнить и сразу же войдет в правильные движения, когда снова окажется на льду.
Вот и у меня так.
Я даже на физическом уровне сейчас ощущаю запах сигарет, словно Давид стоит не внизу, а прямо напротив меня.
Докурив, он выбрасывает окурок, несколько секунд стоит без движения, будто думает о чем-то, а потом возвращается в машину и заводит мотор.
Мне в желудок словно камень опускается. Дышу мелко и часто. Пытаюсь кислород в легкие протолкнуть, а он не проходит.
Опускаю взгляд на свои руки, стараясь справиться с удушающей волной, когда сквозь приоткрытое окно слышу, как хлопает дверь.
Резко перевожу взгляд на улицу.
Давид размашистым шагом пересекает жалкие метры до моего подъезда.
Меня с подоконника рывком срывает. Дрожь охватывает каждую клетку, адреналин выбрасывается в кровь. Поднеся пальцы к губам, впиваюсь зубами в ноготь указательного.
Стою на месте, как вкопанная, а потом быстро иду к двери. Щелкнув замком, распахиваю её как раз, когда двери лифта открываются.
Оглушающее биение сердца в момент затихает. Перед глазами плывёт, очертания теряют форму, концентрируясь только на Давиде, уверенно шагающем в мою сторону.
Он входит в квартиру, с громким хлопком закрывает дверь. Ожесточенный взгляд в мои глаза, сильная ладонь на моём затылке, рывок, и мои губы размазываются о его.
Все установки, которые я давала себе всю ночь и день, смывает безумством, в которое нас затягивает, как в пучину.
Я больше не я вовсе. Я оголенный провод, который коротит, как от соприкосновения с водой. Летят искры, по сосудам струится ток.
Резко подхватив меня под бедра, Давид несёт меня в зал, при этом ни на миг не отрываясь от моих губ. Кусая их, терзая, обкалывая колючей щетиной. Оторвавшись только на секунду, чтобы осмотреться, находит глазами диван и подойдя к нему, роняет на него нас обоих.
Наверное, мы в этот момент оба сошли с ума, потому что со стороны точно напоминаем двух ненормальных. Одержимо стаскивая друг с друга вещи, продолжаем целоваться. И это даже не поцелуи вовсе. Это нечто, что нельзя описать словами. Дикие схватки. Мы ударяемся зубами, сталкиваемся языками.
На пол отправляются его и моя футболки, джинсы, мои шорты и общее белье.
Сплетаемся в одно целое руками и ногами. Я резко выгибаюсь, когда член Давида оказывается во мне. По телу судорога пробегает. Мощная и безжалостная.
Обхватив мою голову ладонями, и крепко зафиксировав, он яростно таранит меня собой. Губами впивается в шею, кусает кожу. Подставляю себя под его ожесточенные движения, упиваясь ими, как жизненно необходимой энергией.
Я знаю, что он так наказывает. Каждым резким толчком, синяком, оставленным на бедрах, выливает на меня злость, за то, что сейчас происходит. Я не дура. Сама ощущаю тоже самое. Ненавижу его за то, что не со мной. Ненавижу за то, что разрушил мой спокойный устоявшийся мир. И одновременно горю от осознания, что он также, как и я, несмотря на то, что мы расстались, всё ещё болен мной.
Это неправильно. Мы обязательно за это заплатим. Но это будет потом…
— На меня смотри, Оля, — хриплый низкий голос жжет кожу, когда я в какой-то момент прикрываю глаза. — С ним также у тебя?
— А у тебя с ней? — проглатываю мгновенно появившийся в горле ком.
— Целый час у тебя торчал… проклятый час.
До боли прикусываю губу. Между ног горит от растяжения, пульсирует. Живот хватает спазмами.
— Нужно было уехать, — выдыхаю ему в губы.
Вместо ответа получаю очередную схватку языками.
Жесткую, разрушительную.
Воздух наполняется нашими обоюдными хрипами, моими стонами и всхлипами. Тяжелеет, мы теряем связь с реальностью. На время исчезает всё вокруг.
Больше мы не произносим ни слова. Говорить нам не о чем, потому что между нами слишком большая пропасть. С одной стороны — Давид, уверенный в том, что я променяла его на лёгкую жизнь, намеренно отказавшись от того, чтобы быть вместе. А с другой — я. Та, кто никогда не скажет ему правду. Мы оба знаем, что эти дни — всё, что
