Инна Туголукова - Требуется Золушка средних лет
Эта последняя мысль так ее захватила, что она чуть не врезалась в Буданова, который поджидал ее у поваленного неохватного дерева.
Он приложил палец к губам и тихо сказал:
— Мы с тобой дошли до «Первых птичек».
— До первых птичек? — удивилась Леля. — А что это значит?
— Сейчас увидишь, — улыбнулся Буданов и поманил ее за собой.
Они обогнули дерево, и Леля увидела крохотную полянку, увешанную разнокалиберными кормушками и населенную множеством маленьких щебечущих птичек с тонкими длинными клювиками и серыми грудками.
— Ой! — замерла она в радостном умилении. И тут же огорчилась: — Как жаль, что мы не взяли крошек!
— Взяли, — успокоил ее Буданов, достал из кармана маленький целлофановый пакетик с пшеном и высыпал его на утрамбованную середину полянки.
И тотчас же птички окружили ярко-желтое пшенное пятно и быстро-быстро затюкали головками, сужая кольцо и не оставляя за собой ни единого зернышка.
Это было так трогательно и так смешно, что Буданов с Лелей дружно фыркнули, вспугнув на мгновение прожорливую стайку.
— А знаешь, — повернулся к ней Буданов, — однажды мы вот так же насыпали корма и пошли дальше. Вдруг слышим страшный гомон. Что такое? Кружатся над нами птички, щебечут, будто жалуются. Ну, мы на всякий случай вернулись обратно, что ты думаешь? На полянке хозяйничала сойка, и эти малышки помчались за нами вдогонку, прося защиты!
— Они все понимают! — убежденно сказала Леля и спросила: — А если есть первые птички, значит, должны быть и вторые?
— Точно, — подтвердил Буданов.
— Надо было оставить им немного корма, — спохватилась Леля.
— У меня есть еще один пакетик, — успокоил он ее. — Я вообще запасливый парень.
— Это хорошо, — одобрила Леля. — А то времена нынче суровые…
До ручья они так и не добрались: Леля устала и, хотя изо всех сил старалась не показывать этого, Буданов заметил и решительно повернул обратно. Но ему, как застоявшемуся в стойле рысаку, так хотелось размяться, что он крикнул ей:
— Не спеши! Я потом вернусь за тобой! — Рванул вперед и скрылся из виду.
Но Леля вовсе не собиралась демонстрировать свою несостоятельность и заспешила за ним следом, досадуя на неуклюжесть. Лыжи проскальзывали, наезжали одна на другую, палки жили самостоятельной жизнью, никак не облегчая ее нелепых телодвижений, а очки то и дело сползали на нос. Но Леля не сдавалась, упрямо неслась вперед и, вылетев к небольшому пологому спуску, лихо съехала вниз, согнув в коленях пружинящие ноги, отведя палки назад и, как ей казалось, изящно изогнув стан.
Ветер свистел в ушах, а она стремительной смелой птицей летела с «горы» и вдруг неожиданно, непонятно как оказалась в сугробе, в какой-то дикой, невероятной позе, будто неведомая злая сила подхватила ее, завязала узлом и воткнула головой в снег.
И она едва не задохнулась в этом рыхлом глубоком снегу, вынырнула с выпученными глазами и забилась, задергалась, пытаясь выбраться из мягкого плена. Но ничего, ничего не получалось! Руки утопали в податливой глубине, не находя опоры, и Леля беспомощно барахталась в отчаянии от глупейшей ситуации, а главное, от того, что Буданов увидит ее в этом идиотском положении!
— Вставай же, вставай, проклятая корова! — шипела она. — Давай же, пока он не приехал!
Но он уже приехал! Вылетел из-за поворота и резко затормозил, подняв снежные брызги. Из взбитого сугроба в перекрестье торчащих в разные стороны лыж на него смотрела Леля, лохматая, красная, мокрая и ужасно, ужасно сердитая.
Буданов прикусил губу, но не удержался и зашелся от смеха.
Леля гневно взирала, как он корчится и извивается от безудержного веселья, вытирает слезы восторга и подвывает от удовольствия, наконец дотянулась до торчащей из снега лыжной палки и метнула ее в насмешника.
Буданов едва успел увернуться и поднял руки вверх в знак своей полной капитуляции перед разъяренной кошкой, шипящей у его ног.
Он снял с нее лыжи, присел на корточки и протянул руку, за которую она немедленно ухватилась, пытаясь подняться. И таким отчаянным был этот порыв, что он, не удержав равновесия, рухнул прямо на нее.
— Ну вот и все! — обреченно прошептала Леля. — Теперь мы оба погибнем в этих сугробах. И только весной, когда растает снег…
Но он не дал ей дорисовать апокалипсическую картинку, наклонился и припал к ее губам.
14
Солнце давно скрылось, небо заволокли тяжелые черные тучи, и повалил снег, скрадывая и без того короткий декабрьский день.
Они наконец оторвались друг от друга и ехали теперь домой — Леля впереди, Буданов за ней — сквозь сумеречный притихший лес. И в меркнущем свете дня лес этот казался странно враждебным, таящим опасность за каждым кустом.
И Леле чудилось, будто кто-то чужой, неведомый осторожно крадется следом, прячась за елками, и вот-вот нагонит, охватит мягкими лапами и утянет в темную непролазную чащу, именно сейчас, когда она так невозможно счастлива.
И, выехав наконец на опушку, на край большого светлого поля, за которым виднелся уже коттеджный поселок, она облегченно вздохнула и повернулась к Буданову. И тот, будто давно уже ожидая этой остановки, наехал на нее и сжал в объятиях.
И снова они долго стояли обнявшись, не в силах оторваться друг от друга.
— Ты не замерзла? — тихо спросил он.
— Нет, — прошептала Леля. — Когда ты вот так держишь меня…
— Ты дрожишь…
— Это не от холода…
— А от чего же? — лукаво поинтересовался он.
— От голода, — засмеялась Леля.1 — И я уже готова кое-кого съесть.
— Если догонишь! — Буданов ловко развернулся и быстро заскользил по полю, время от времени оглядываясь: не слишком ли отстала Леля. Но она, подгоняемая холодом и наступающей темнотой, спешила за ним изо всех сил.
А в это время запиликал мобильный телефон Петра Андреевича, который он по рассеянности оставил в гостиной на столике возле дивана, где провел минувшую ночь. И ответила на звонок Майя, волею судеб оказавшаяся рядом.
Звонил некто Вольфганг Крюгер, давний партнер Буданова по бизнесу. Он сообщил, что будет в Москве проездом, чрезвычайно ограничен во времени и летит специально для того, чтобы встретиться с Петром Андреевичем по весьма важному делу.
— Мне очень жаль, — медленно сказала Майя, — но Петр Андреевич сейчас занят и вряд ли сможет…
— Это действительно телефон Буданова? — от волнения акцент Вольфганга значительно усилился. — С кем я бесседовать?!
— Это его секретарша… Леля… — Она прикрыла рот ладонью и оглянулась. В комнате никого не было.
