Инна Туголукова - Непорочное зачатие

Инна Туголукова

Непорочное зачатие

Женя оделась и присела к столу. Врач что-то быстро писала в медицинской карте и, не поднимая головы, сказала:

— Вам давно следовало у нас появиться. Современная женщина, а пришли к врачу на четвертом месяце беременности.

— Чьей беременности? — изумилась Женя.

— Ну не моей же! — в свою очередь изумилась врач.

— Вы хотите сказать, что я беременна? — уточнила Женя.

— А почему это вас так удивляет? — начала раздражаться доктор.

— Да потому что я уже больше года не спала с мужчиной! — засмеялась Женя.

— Ну что же, значит, вас можно поздравить. Непорочное зачатие! Такое уже случалось однажды. — Врач закрыла карту и мельком взглянула на обложку.

— Знаете, когда ко мне приходит перепуганная четырнадцатилетняя особа и начинает фантазировать, что ей ребеночка ветром надуло, это еще можно как-то понять. А от вас слышать нечто подобное, мягко говоря, странно. Вы, надеюсь, не собираетесь прерывать беременность?

Не дождавшись ответа, она протянула Жене направления на анализы.

— Жду вас через две недели.

Женя автоматически взяла бумажки, вышла в холл и села на маленький кожаный диванчик у окна.

Сказать, что она была ошеломлена, — значит, не сказать ничего.

Парадокс заключался в том, что после развода с Борисом у нее действительно никого не было. Да и Борис в последние месяцы совместной жизни к ней и пальцем не прикасался.

Эта врач просто безграмотная, невежественная тетка! Надо пойти к толковому специалисту и выяснить, что на самом деле с ней происходит.

«Непорочное зачатие!» «Странно слышать!» Что же тут странного, если ни один мужчина и близко не подходил к ней ни наяву, ни во сне?!

Ни во сне… О, Господи! Кровь ударила в голову, и Женя судорожно прижала ладони к пылающим щекам. Господи, неужели?.. Так значит, это был не сон?..

1

Родилась Женя в семье потомственных строителей. Ее родители, Жанна Александровна и Анатолий Гаврилович Плотниковы, познакомились «на картошке» еще будучи студентами инженерно-строительного института, на третьем курсе поженились, на четвертом произвели на свет ее, Женьку, передали в любящие руки бабушек и дедушек, «прародителей», как они их называли, и вновь вгрызлись в гранит науки.

Они были очень похожи, ее родители: красивые, умные, веселые. С удовольствием учились и так же азартно потом работали. И Женя, кочуя из родительского дома то к одним «прародителям», то к другим, не ощущала перемен: везде витал научный дух, царили книги, кипели веселые споры, шумели дружеские застолья и мягко обволакивала атмосфера любви, свободы и взаимопонимания.

Конечно, были для всего этого и свои объективные предпосылки. Оба «прародителя» имели ученые степени и немалые заслуги в строительном деле, высокие должности, солидные оклады, персональные машины, квартиры в центре Москвы и дачи в ближайшем Подмосковье, так что трамплин для взлета и последующего свободного парения у их потомков был совсем неплохой. И все же духовное начало являлось здесь первичным и более сильным, нежели материальное.

Вопрос о Женином дальнейшем образовании даже не обсуждался: само собой разумелось, что она продолжит династию и пойдет по стопам родителей.

И Женя действительно закончила МИСИ, получила диплом и даже начала работать в научно-исследовательском институте по инженерным изысканиям в строительстве с замысловатой аббревиатурой ПНИИИС, хотя и была у нее совсем другая «пламенная страсть» — прически.

С младых ногтей важнейшим из искусств Женя считала парикмахерское мастерство.

В своих куклах, благо у нее их было множество, она ценила, прежде всего, волосы и могла часами мыть, сушить и укладывать их в замысловатые башни.

Затем всю силу ее любви к парикмахерству испытали на себе ближайшие родственники. Поначалу не обошлось без маленьких жертв: косо выстриженных прядей, пережженных щипцами локонов и даже надрезанного ножницами уха. Но запас любви, терпения, а главное, юмора был столь велик, что вскоре дело пошло на лад, и уже не она, а к ней приставали с просьбами постричь, покрасить, причесать.

Особенно высоко оценили Женькины способности подружки. Вот на их-то многочисленных головах она и набила руку, оттачивая мастерство и реализуя свои самые смелые фантазии.

Собственно, и Борис-то в ее жизни появился благодаря этим самым парикмахерским талантам. Как-то на студенческой вечеринке Женя произнесла вдохновенную речь о главном украшении человека — ухоженных волосах и стильной прическе. Ее оппонентом выступил симпатичный парень с поредевшими раньше времени патлами, затянутыми сзади в куцый хвостик. Он язвительно высмеял ее представления о человеческой значимости, в которых убогая форма уродливо подменяет богатство внутреннего содержания.

Женя не любила мужчин с хвостиками, отвергая любые проявления женственности в представителях сильного пола, и в первую очередь, длинные волосы. Парень завел ее с пол-оборота, и между ними завязалась довольно ядовитая перепалка, в конце которой он, несколько обескураженный ее страстностью, спросил:

— Так вы что же, считаете, измени я прическу, и окружающие начнут воспринимать меня иначе?

— Да, — запальчиво отрезала Женя.

— И сам я буду ощущать себя совсем другим человеком?

— Именно так! — И в ответ на его саркастический смешок добавила: — Я элементарно докажу вам это: постригу, а вы скажете, кто был прав. Только честно. Если, конечно, не боитесь…

Он не испугался.

Эксперимент восторженно поддержали. Тут же неизвестно откуда появилось большое зеркало, ножницы, простыня и даже пульверизатор. Парня усадили на табуретку, и Женя приступила к работе. Ее ловкие руки легко порхали над его склоненной головой, жидкие пряди падали на пол, а хвостатый недоросль на глазах изумленной публики медленно, но верно превращался в импозантного молодого мужчину.

Женя чуть приподняла наполовину остриженную голову, и в зеркале встретилась с ним глазами. Именно в этот момент не знающая промаха стрела Амура и пронзила Женино не искушенное в любви сердце.

С вечеринки они ушли вместе.

2

Борис Мишуткин приехал в Москву из Иванова с направлением от родного строительного управления, куда вернулся после срочной службы в армии и где вот уже без малого тридцать лет трудился его отец — веселый пьяница Андрей Борисович Мишуткин. Мать Бориса, Катерина Михайловна, работала поваром в столовой, помаленьку приворовывала и из последних сил тянула непутевого мужа и троих детей (младшие — двойняшки Вовка и Петька — учились в пятом классе). Андрей Борисович жизнью семьи особо не интересовался, ограничиваясь в воспитательном процессе редким, но тщательным исследованием дневников своих отпрысков с последующей суровой разборкой.