Энн Хэмпсон - По волнам любви

Мужчина засмеялся, обнажив ровные белые зубы.

— Наверное, время от времени я говорил нечто подобное, — признался он, наклоняясь вперед, чтобы взять пирожное. — Но я не покривлю душой, если скажу, что никогда не говорил ничего подобного такой красивой девушке, как вы.

В его черных глазах появилась насмешка, когда он заметил, как Элейн покраснела и у нее дрогнули губы. Казалось, он понимал, что девушка немного волнуется и не уверена в себе. Интересно, подумала Элейн, привыкли он к подобному поведению женщин на первом свидании. Кимон выглядел высокомерным. Ему было свойственно умение так держаться, что только очень уверенная в себе женщина могла сохранить полное спокойствие. Он действительно вел себя очень властно. Элейн повертела в руке вилку для десерта. Она заметила, что у мужчины изменилось выражение лица. Глаза весело сияли, губы растянулись в улыбке, но, кроме того, его немало занимали какие-то тайные мысли.

— Надеюсь, вы потанцуете сегодня вечером? — спросил он вдруг.

Элейн энергично кивнула. Ее сердце ёкнуло от волнения.

— Да, конечно.

— Тогда я приглашаю вас на все танцы.

Девушку охватила приятная дрожь от его непринужденных и властных манер.

— О… вот как? — Элейн рассердилась на себя за трепет, который испытывала. Неудивительно, что это его развеселило. Она вела себя как робкая и неловкая школьница.

Кимон засмеялся. Он наклонился вперед, взял пирожные и протянул ей.

— Конечно. Не могу же я упустить такую девушку, как вы.

Она испуганно взглянула на него. Ей показалось, что в словах магнетического незнакомца кроется тайный смысл. Можно ли его назвать типичным греком? — подумала она, на миг вспомнив Суласа, который показался ей совершенно неуверенным в себе. Разумеется, юноша вел себя не так спокойно и самоуверенно, как этот человек. Но Сулас гораздо моложе — всего двадцать один год, тогда как ее собеседнику можно дать около тридцати пяти. На борту «Кассиллии» находилось немало греков, но Элейн обменялась несколькими словами лишь с одним или двумя, поэтому не могла сравнить Кимона с его соотечественниками. Но почему-то он не казался ей типичным. По ее мнению, он не был похож на других. В нем чувствовалось больше достоинства, больше благородства. Он все еще протягивал ей блюдо с пирожными. Она взяла одно из них, поблагодарила Кимона и положила пирожное себе на тарелку. Кимон поставил блюдо на стол, выпрямился и снова откинулся на спинку кресла, обитого синим плюшем «мокет».

— Вы поднялись на борт в Пирее? — прошептала Элейн, бросив на него вопросительный взгляд. — Вы останетесь здесь до конца круиза?

— Я действительно поднялся на борт в Пирее. Был в Афинах по делу, а теперь возвращаюсь домой.

— Вы живете на одном из островов?

— Да, я живу на Родосе.

Ей показалось или в его голосе действительно прозвучала неуверенность, прежде чем он упомянул название острова? Элейн решила, что это все ее воображение.

— И тогда вы сойдете на берег? — Ее охватило разочарование… огромное разочарование. — Корабль приплывет туда через шесть дней.

— Насколько я знаю, да.

Он подавил зевок. Судя по всему, мужчина погрузился в размышления. Не желая ему мешать, Элейн пила чай и спрашивала себя, женат ли он и есть ли у него семья. Казалось невозможным — такой привлекательный мужчина и до сих пор холост. Но она тут же сказала себе, что такие, как он, не женятся. У него, вероятно, много романов… Элейн решила прекратить размышления и улыбнулась. Какое ей дело, женат он или нет? Или что у него много романов…

— Вы всю жизнь прожили на Родосе? — спросила она, чтобы поддержать разговор, когда Кимон, судя по всему, вышел из задумчивости. — Это очень красивый остров, не так ли?

— Вы совершенно правы. Нет, я прожил там не всю жизнь. В детстве некоторое время провел в Аркадии.

— Аркадия? Красиво, сразу представляешь пасторальный мир и спокойствие. Думаешь о тенистых деревьях, журчащих ручьях, ярко-зеленых холмах и заливных лугах… — Элейн замолчала, заметив, как изменилось выражение лица ее собеседника. На миг оно стало озадаченным, а потом он насмешливо приподнял бровь. Мужчина явно забавлялся.

— И о нимфах и пастухах, — добавил он со смешком. У Элейн от удовольствия побежали мурашки по коже. — Мне жаль вас разочаровывать, но поэты создали ложное впечатление. В Аркадии разрушающиеся горы и темные ущелья. Ее климат суров, а почва — каменистая и бесплодная… большей частью. Романтический Пан, танцующий с нимфами под аккомпанемент свирели, — привлекательная картина, но, как вам, очевидно, известно, она целиком и полностью относится к мифологии. — Он на миг замолчал, а потом процитировал: — «Песчаный брег Ладона опустел, Там не танцуют нимфы с пастухами…»

Элейн засмеялась, но в ее голосе прозвучали печальные нотки, когда она отозвалась:

— Вы испортили мою красивую картину, а она у меня осталась со школьных времен.

— Сколько времени прошло с тех пор? — сразу спросил он.

— Вы имеете в виду, с тех пор как я окончила школу?

Кимон склонил голову набок и прищурился. В его голосе звучала открытая насмешка, когда он произнес:

— Не хитрите, Эстелла. Я спрашиваю, сколько вам лет.

Почувствовав упрек, она потупилась и ответила, что ей двадцать два года. Он кивнул… что не очень-то польстило Элейн, поскольку окружающие, узнав о ее возрасте, всегда выражали удивление и говорили, что она выглядит гораздо моложе.

— Расскажите мне еще об Аркадии, — попросила девушка, опять впадая в уныние при виде его переменившегося лица. О чем он думает, если так мрачно хмурится?

— Что вас интересует? — Мужчина быстро вернулся к прежнему насмешливому тону. — Нимфы и пастухи? Да, там есть пастухи… преждевременно состарившиеся мужчины с изможденными лицами. У них в руках палки с крюками. А нимфы? Что ж, вы найдете там женщин с веретенами. Их грубые смуглые руки изнурены работой, тела гнутся под тяжестью широких черных платьев. — Он бросил взгляд на Элейн, которая сидела сбоку за столиком, скрестив стройные ноги.

Ее красивое хлопчатобумажное платье без рукавов, украшенное цветочным узором, с глубоким вырезом, выгодно подчеркивало изящество фигуры. Копна медово-золотистых волос очаровательно падала на плечо. Скрытые от глаз очаровательные изгибы тела производили дразнящее впечатление.

— Боже мой, — вздохнула Элейн, в некотором замешательстве от его пристального взгляда, — от моей картины ничего не осталось.

— Вы просили рассказать вам еще, — напомнил он, и девушка грустно кивнула. — Очень сожалею, Эстелла.

Она только улыбнулась. Внезапно Кимон попросил: