Югетт Бушардо - Обман зрения

— Здесь окно, неправда ли? У тебя есть соседи напротив? Ты закрываешь ставни?

Весь оставшийся день в доме царила гнетущая тишина. Рафаэль забился в угол дивана в гостиной. Он «читал» ту единственную книгу, что взял с собой, книгу, испещренную выпуклыми значками. Я рискнула предложить ему включить телевизор, он лишь пожал плечами.

Катастрофа разразилась ближе к вечеру. Он захотел пойти в спальню один и разложить свою одежду. Он поднялся по лестнице нарочито неловко, опираясь руками о ступени, как маленький ребенок. Через несколько минут я услышала удар и крик. На лестничной площадке он сделал шаг в пустоту, и его нога проскочила в пролет между двух прутьев перил.

Я бросилась наверх. Он рухнул на мою кровать, я первый раз увидела, как он плачет.

— Я калека, — повторял он, — я чувствую себя здесь совсем потерянным. Поверь мне, Сара… За те два часа, что я пытался… Я все время думал об этом доме. Он очень сложный… Я калека. Ты прекрасно видишь, Сара, я приговорен всю жизнь прожить в одной банке.

Он плохо спал. Завтрак был таким унылым. Он захотел помочь убрать посуду и опрокинул бутылку. Я стыдилась того, что вырвала его из привычной среды. Я предложила ему вновь сложить сумку и проводила его на улицу Майе.

Все лето и начало осени я продолжала проводить вторую половину дня, все вечера и все выходные с Рафаэлем. Затем наступили холода, и я все чаще и чаще оставалась у него дома. Закончились неспешные прогулки с остановками на террасах кафе, с уличными спектаклями. Когда я возвращалась с работы после собраний немецких и французских студентов в квартиру Рафаэля, он ждал меня. Растворившись в музыке или тишине, затерянный в темноте. Все чаще и чаще он стал расспрашивать меня о том, как я провела день, с кем встречалась. Я старалась в свою очередь задавать ему как можно больше вопросов, пытаясь внушить, что и его рабочий день столь же наполнен. Он давал уклончивые ответы… «Все время одни и те же люди… А я, я все время повторяю одни и те же вещи… Я преподаю лишь жалкий начальный курс испанского… Они хотят усвоить всего несколько фраз, выучить несколько выражений для повседневного общения… Если бы ты знала, как много времени требуется, чтобы узнать что-то новое, чтобы прочесть небольшой текст… Посмотри на мой стол: новелла Кортасара, крошечная новелла, а такая кипа бумаги… Мы нищие, Сара, нищие».

Таким образом, мы оказались неразрывно связанными: он ждал, что я подарю ему внешний мир, жизнь и ее богатства. Я не знаю, осознавал ли он, что я тоже нищая, обездоленная, которая не может кричать о своей нищете. Я не могла отблагодарить его за нежданный подарок, что он мне преподнес: слишком жестоко было бы признаться, что меня мог любить только слепой. Я часто задумывалась, когда мы были рядом, о мифической паре: паралитик и слепец. Но паралитик не мог скрыть свою беду: он отдавал свои глаза, в то время как человек без глаз предоставлял ему свои руки. Это был равнозначный обмен. Но я никогда не смогла бы признаться Рафаэлю, что приобрела, находясь вместе с ним. Я никогда не расскажу ему о моем одиночестве, никогда не заставлю усомниться в моей миловидности, в которую он поверил, благодаря ошибке, что совершили кончики его пальцев, ласкам, что обманули его. Время от времени я даже уверяла себе, что он не ошибся, что я не обманула его, что он любит меня, потому что я заслужила эту любовь. Затем я вновь ловила насмешливые взгляды, сопровождавшие нашу пару. И мой страх затмевал все.

Глава вторая

Я не заметила, что что-то происходит. Я должна была увидеть, должна была понять. В тот самый первый раз Рафаэль остановился на улице, отпустил мою руку и, внезапно обернувшись, остался стоять неподвижно: казалось, он тщетно пытается «осмотреть» пространство вокруг. Смущенный вид мужчины с кейсом, огибающим нашу застывшую пару, удивление в глазах старушки, согнувшейся под тяжестью сумки с продуктами, «извините, мадам, месье». Рафаэль замолчал, затем повернулся, и мы продолжили прогулку. Я спросила его:

— Ты что-нибудь потерял?

— Нет… у меня сложилось впечатление, что нас кто-то преследует.

Далее мы шли и молчали.

Отвратительное настроение Рафаэля в тот день, когда мы отправились купить ему обновку к зиме: парку, кофту, кожа, шерсть, синтетические ткани, он пока еще не решил. Он попросил принести ему различные модели. Я описывала цвета, он исследовал форму, пуговицы, складки, находил и считал карманы, сравнивал застежки. Мы выбрали послеобеденное время, когда большие магазины практически пусты. Когда я рассматривала очередную модель, меня заметил коллега по работе и окликнул. Мне казалось, что я отошла от Рафаэли на несколько мгновений, чтобы переброситься парой дежурных фраз, однако когда я вернулась к прилавку, то увидела лишь продавщицу, развешивающую на плечики отложенную одежду. Она заверила меня, что Рафаэль ушел. Не поверив, я заглянула в примерочные кабинки. Рафаэль действительно исчез. Я обратилась к кассирше.

— Слепой? Нет. Мадам, я не обратила внимания…

Я бросилась к полицейскому, стоящему рядом с выходом:

— Вы не видели…

Он оглядел меня с головы до ног:

— Это ребенок? Он не умеет ориентироваться на улицах?

Мне стало стыдно. Я направилась, изводясь от беспокойства, в сторону улицы Майе. Мы взяли с собой лишь одну связку ключей, а на мои звонки в дверь никто не отвечал. Я вернулась к магазину «Бон Марше». Еще раз, и еще, и третий, по одному и тому же маршруту. Я зашла в кафе, расположенное рядом с его домом, набрала номер телефона. Он взял трубку. Отстраненный тон:

— Что? Не находила себе места? Я возвращался очень неспешно. Я решил немного прогуляться. В конце концов, Сара, я ведь как-то обходился без тебя раньше. У тебя не было ключей? Я действительно сожалею. — И затем, после молчания: — Ты была так увлечена беседой с этим господином.

Этим господином… Я уже успела позабыть о ничего не значащем обмене банальностями, что произошел меж рядов вешалок и на мгновение отвлек меня от примерки. Этот господин…

Я бросилась к дому Рафаэля, ворвалась в квартиру, сжала его в объятиях: я хотела вымолить прощение за эти навязанные ему минуты одинокого ожидания, я чувствовала себя безмерно виноватой.

«Сара, ты не должна больше плакать! Ну что я сделала такого, что Всемилостивый Господь наградил меня подобной сестрой? Я уверена, и мама будет обвинять меня в том, что я тебя довела. Ты хочешь пожаловаться, ну? Хочешь, чтобы тебя пожалели? Конечно, мама войдет в твое положение: «Дорогая Сарочка, нет-нет, это не твоя вина, перестань переживать»… и бла-бла-бла и бла-бла-бла! Но я тебе скажу, я скажу правду: это действительно твоя вина! Самая настоящая подлянка по отношению к родной сестре, которой я являюсь! Ты мне все обломала, ты все испортила! Это ты перепутала время, ты потеряла извещение, и именно из-за тебя я в этом году не смогу попасть в класс по фортепьяно. Ты знаешь, что я тебе скажу? У тебя что-то там съехало, там внутри! — и Джульетта уперлась пальцем в перчатке (мама специально купила обновку для конкурса) в мой лоб. — Хочешь знать правду? Ты, вне всякого сомнения, совершила какое-то страшное преступление в прошлой жизни, и теперь ты все время пытаешься себя в чем-нибудь обвинить. Когда ты не ноешь, что ты уродина, ты совершаешь глупости, чтобы тебя прощали. Как же меня это все достало, Всемилостивый Господь!»