Мария Бушуева - Модельерша

— Ирина! — вскричала я.

— Не могу!

— Ты что, ревнуешь? — я надавила на больную мозоль.

— Я?! — она захохотала, как оперная примадонна. — Я?!

— Иришек, ну, поехали, он же все-таки твой знакомый, а не мой?

— Поезжай с ней одна, — уперлась она, — а я ему позвоню, ты ведь помнишь, как дойти: до площади, а там до загса — и повернуть. Второй дом, номер семь с какой-то дробью, шестьдесят шестая квартира.

— Как ты считаешь, они понравятся друг другу?

— Гм. — Я поняла, что сестра, настраиваясь на длинный разговор, закуривает.

— Брось курить, грымза, — приказала я беззлобно.

— М-м-м. — Не тут-то было! Ирка явно уже дымила вовсю.

— Я так считаю, что она должна ему понравиться.

— Если он ей понравится, она — несомненно! — выдала Иришка многозначительно. — Ой! — пискнула она. — Что-то сердце кольнуло.

— Я тебе говорю, собака, брось курить! хоть ты и дура, но ведь сестра — мамашки вместе по лужку прыгали, одну соску грызли!

— …В общем, посмотришь ее в деле, — пропустив мои нравоучения, сказала Ирка, — обещаю, эт-то интересно, хотя Игорь, разумеется, не фонтан. Правда бабла у него сейчас полно, купил себе еще одну квартиру… Ой, тут Шурик пришел, — детским голоском залепетала она, — пора кормить. — И прибавила грубо: — Ты же знаешь, как он лопает — легче задавить.

— Привет, — сказала я, — чао какао.

Нет, Наталья никогда бы не смогла так убого жить: борщ, котлеты, хоккей по телегадюшнику и много элементарного секса, как выражается сама Иришка. Карие очи, черные брови.

— Я в детстве услышу, что кто-то был на Днепре, Днепр, где это? И сердце замирает. «Пахнет клевером летняя ночь, дверь открыла в поля проводница, за Днепром полыхает зарница, что еще тебе может помочь?» Словно когда-то жила там, уехала, разлучилась, а так тянет, тянет туда… Мне обязательно нужно что-нибудь такое, чтобы влюбиться…

По осенней асфальтированной дорожке шли мы к дому Игоря. Я не очень понимала Натальины чувства. Она просто фантазерка, вот и все.

— А Игорю, между прочим, сорок четыре, — сказала я, — старый?

— Меня возраст не волнует, — она вдруг хохотнула, точно ведьмочка в фильме, — был бы человек хороший!

У подъезда кирпичного, темно-красного дома сидел пергаментный дед.

— Сейчас спросит — вы к кому?

— Он же не бабка, — попробовала я возразить, но весьма неуверенно, потому что дед, опираясь на палку восковыми ладонями, уже вставал со скамейки, вглядываясь прямо в наши лица. Голос его прозвучал резко, как пилорама: «Вы, простите, девушки, к кому?» Я глянула на Наталью. Она улыбнулась деду одной из своих обаятельнейших улыбок: у нее имелась целая коллекция таких ключиков к человеческим сердцам, в коллекции были улыбки простые, открытые, улыбочки милые, легкие, иногда ее улыбающиеся губы мягко приказывали, а порой таили тайное обещание…

— Вы не к Николаю?

— Мы не к Николаю.

— А то Николая-то нету, утром уехал.

А что, поднимаясь по лестнице, лопотала Наталья, я легко могу представить, что в этом доме живу, деда, наверное, зовут каким-нибудь диковинным именем — Поликарп Феофанович, Феофан Фабианович, внук его, Колька, конечно, влюбится в меня, потому что Игорь, он Игорь, да? не Андрей, а точно Игорь? потому что он для Кольки авторитет, ну, как же — охотник! и порой Колька будет бегать для меня за хлебом, бом! нет, мне положительно нравится этот подъезд!..

— Наташка, ты — ребенок! — Я поднималась за ней. — Совершенно стандартный тупой подъезд, бледно-желтые стены, как в санатории для пенсионеров, миллионы таких домов, таких лестниц, хорошо хоть ступеньки не корявые, чем он может нравиться? Какой этаж? Наверное, пятый! И перила зеленые — дурость. Чистый он, правда, краска на стенах ровно лежит, слов неприличных никто не нацарапал…

И вдруг я почувствовала, что и мне нравится этот подъезд!

— Ну, вот, кажется, мы и пришли, ты говоришь, шестьдесят шестая?

— А Игорь будет через десять минут, — сообщила нам девица в шароварчиках и сетчатой маечке на голое тело, — он ушел провожать Алину.

Девица изгибалась и колыхалась, словно дымок из бутылки.

Дочь капитана Джанэй, шепнула мне Наталья, помнишь, в лагере пели? Ага, была такая песенка: «Дочь капитана Джанэй, вся извиваясь как змей, среди матросов-воров танцует танго цветов».

Девица как-то неспокойно глянула на нас, провела в комнату, сама села на диван, скрестив по-турецки ноги, но лишь сели и мы, на очень неудобные венские стулья, вдруг поспешно встала — ах, я должна позвонить! проколыхалась от стены к стене вдоль узкого коридорчика — я тут же испарилась. Глухо ухнула, как пробка, ударом всаженная на место, входная дверь.

— Непоследовательная какая-то особа, — сказала я.

Наталья встала и начала расхаживать по комнате. Эге, эге, говорила она, кассета, если ее поставить, на ней окажется какая-нибудь бардовская классика — Высоцкий или Галич, клянусь.

— Включи!

— Нет, неудобно.

Квартира была двухкомнатная, но дверь во вторую комнату была закрыта плотно, видимо, на ключ. Я обратила на эту детальку внимание Натальи.

— Не доверяет Игорь своему гарему! — Она засмеялась.

— Сомнительный дух в гареме, наверное!

А вот, гляди, балкон, размышляла она, продолжая расхаживать по дому, как Татьяна Ларина в отсутствие Онегина, что на балконе, интересно? ой! Она позвала меня. Смотри, собака!

— Я — не собака! — И мы опять захохотали.

На балконе спала палевая лайка.

— Знакомитесь с жильем? — он вошел неожиданно и бесшумно. — Впрочем, Ольга, кажется, у меня уже была?

Я оглянулась, но тут же скорее глянула на Наталью: она смотрела на него пристально и многозначительно, будто сейчас примет какое-то очень важное для себя решение. И он, прямо и не мигая, глядел на нее. «Игорь, — представила я, — а это Наташа». Он, не отводя от Натальи взгляда, протянул руку, опустил щеколду на балконной двери, приоткрыл ее и позвал: «Пальма!»

Собака встрепенулась и прыжком встала.

Я увидела через стекло, какая она крупная и мускулистая.

— Вы, Наташа, боитесь собак? — усмехнулся он.

— Нет. — Она тоже усмехнулась. — Я вообще мало чего на свете боюсь.

— Хорошо, если бы кто-нибудь из вас… — он покосился в мою сторону, — поставил бы чай.

Я намек поняла. Роль подруги главной героини уготована мне с детства!

Вернувшись из кухни, я застала их мирно беседующих. Он включил записи. То, что пел именно Высоцкий, меня уже не удивило. В конце концов устаешь удивляться. Песня, которую и сейчас крутят в магазинах: «Живешь в заколдованном диком лесу, откуда уйти невозможно…», почему-то меня волнует…