Анхелика Фернандес - Знай, что играешь с огнем

Поцелуй, не украденный, не успокаивающий, а самый настоящий, первый настоящий, послужил печатью, утверждающей договор двух сердец. Наконец-то можно было любить открыто, без оглядки, не спеша и в полную мощь. И все-таки Прем жадно впитывал в себя каждую крупицу взаимности, как человек, долго бродивший по пустыне, отчаянно глотает воду не в силах насытиться ею.

— Прем, как же так? — выдохнула Каджол, когда он медленно и томительно избавил ее от одежды, а она нерешительно скинула пиджак с его плеч и расстегнула несколько пуговиц. Горячее дыхание опалило ее щеку:

— Не бойся меня. Я всегда буду с тобой.

Эти слова заставили ее внутренне содрогнуться. Всегда. Всецело. И душой и телом. Это то, о чем она мечтала?

Сорвав с себя последние детали одежды, через несколько минут они уже лежали обнаженные в постели, продолжая ненасытно целоваться.

— Самая красивая на всем белом свете…

Сказал или подумал? Наверное, всё же сказал — она вскинула на него потемневший взгляд, робко улыбнулась комплименту, прозвучавшему несравнимо громко в тишине спальной, перебившему бешеный стук сердец. Он хотел позвать ее, поманить к себе ближе, но руки оказались быстрее слов, уверенней голоса. Они начали исследовать ее тело, гладить и дарить незабываемое блаженство.

Каджол застонала, и спустя секунду они слились в потоке любви, отдаваясь друг друга полностью и всецело.

Дождь стал свидетелем того, как бесстыжие ласки переходили в нечто большее, а непонятный шепот превращался в громкие стоны.

Жаркие объятия, пьянящие поцелуи и отблески догорающих свечей, отражающиеся в ее глазах. Только сейчас, только так, больше не лгать и не бояться, не прятаться, а любить, любить, любить…

Прем несколько раз моргнул, неохотно прощаясь с прекрасным видением. Пожалуй, он мог бы остаться там навечно.

Утро уже давно вступило в свои права, напоминая яркими солнечными лучами, упрямо пробивающимися в комнату через неплотно задернутые шторы, что не время сейчас валяться в постели, что давно пора вставать. Но ведь бывают исключения…

Плечо затекло, придавленное чем-то. Мужчина слегка повернул голову и едва не задохнулся, увидев прямо перед собой темноволосую женскую головку.

Так значит…

До конца не веря своему счастью, свободной рукой аккуратно, чтобы не потревожить покой дивной феи, он убрал спутанные локоны с милого личика. Бедная… Устала… Зато принадлежит только ему! Захотелось сжать ее в объятиях до хруста, но пришлось взять себя в руки. Пусть отдохнет.

Выходит, утренний сон — это не очередная фантазия, а всего лишь жалкие обрывки прошлой ночи, не способные отразить и сотой доли действительности! Счастье, больше похожее на восторг, охватило Према. Не сдержавшись, он ласково провел по щеке любимой и тут же в испуге замер, решив, что все же разбудил ее, стоило красавице что-то неразборчиво пробормотать. Но она даже не разомкнула век, устраиваясь поудобнее на мужской груди. Прем непроизвольно задержал дыхание, когда маленькая ручка совершенно естественно устроилась там, где билось его взволнованное сердце, — даже во сне эта женщина оставалась поразительно меткой.

— Проснулась?

Бархатный голос раздался у самого ушка, заставляя прелестницу вспыхнуть пуще прежнего.

Господи! Ей не приснилось всё это — охватившая сердце ревность, отчаянье, придавшее небывалой смелости, споры, изматывающие душу, утонувшие в поцелуях, затем горячие объятья, шальной шепот и вспышка мимолетной боли, зачеркнутая ярким, как утреннее солнце, наслаждением. Тогда всё казалось таким правильным, невероятно правильным! Отчего же сейчас немного стыдно и… страшно? Страшно открыть глаза пошире, страшно встретиться с ним взглядом, страшно… невероятно, но… неужто страшно принять столько счастья?!

Каджол неуверенно потянула на себя простыню, закрываясь до самого подбородка. Томительно и сладко. Она и не представить не могла, насколько это чудесно. Насколько это ярко и впечатляюще.

— Эта была самая прекрасная ночь в моей жизни — улыбнулся Прем, вставая и накидывая на себя лежащий рядом халат — Пойду приму душ.

Когда он ушел, Каджол выбралась из постели и, найдя в чемодане, купальное полотенце и легкую ночную сорочку, которую сразу же надела, задумалась о том, поступила ли она правильно, отдавшись ему и сердцем и душой.

— Ты такая красивая — услышав голос за своей спиной, Каджол обернулась. Ее пухлые губы растянулись в смущенной улыбке, и она убежала в ванную, не замечая, каким хищным взглядом провожал ее Прем.

Но через полчаса он понимал, что она не просто красавица, а ослепительна прекрасна. В ярко — желтом сари с распущенными мокрыми волосами и лицом богини, она снова взбудоражила ему кровь.

Подойдя к ней ближе, Прем нежно положил руки ей на плечи и попытался поцеловать, но девушка смущенно отвернулась.

— Нам надо пойти позавтракать — напомнила ему она. Прем засмеялся:

— Я изголодался по тебе.

— Перестань — вспыхнула Каджол — Я говорю серьезно. Я хочу кушать.

Он снова потянулся за поцелуем, но она прикрыла его рот ладошкой и покачала головой. В белом смокинге он выглядел, конечно, потрясающе, но чего-то ему не хватало.

Освободившись из его объятий, Каджол подошла к вазе с красными розами и, взяв одну, приблизилась к нему. Прикрепив цветок к карману на его груди, она подняла голову и сказала:

— Этот цветок, как я. Веселая и яркая я могу завянуть в любой момент, когда ты предашь мое доверие, Прем. Я не потерплю предательства и снова жестокости с твоей стороны.

— Сону — Он прижал ее к своей груди, давая понять, что никогда не сделает того, о чем она думала — Моя Сону. Я буду тебя называть Сону.

Впервые, после стольких дней, Каджол искренне рассмеялась и взглянула на него:

— Пока ты будешь меня называть Сону, я буду понимать, что ты не выбросил меня из своей жизни.

— Что с тобой? — озадаченно приподнял бровь Прем — Разве ты не знаешь, что я никогда не брошу тебя.

«А любовь ли это?» — шептал ее внутренний голос. Но она страшилась услышать от него банальное исполнение супружеского долга и обещания. Она не хотела жестокой правды. Ей необходимо было жить в этом счастливом мире, вымышленным ею же…

— Прем — прошептала Каджол, крепче прижавшись к нему и заметив, как он напрягся, улыбнулась.

Она решила вверить жизнь судьбе…

Глава седьмая

Она понимала, что она для него как лекарство, как обезболивающее, которое он принимает, когда ему больно. Она все знала, но ничего на могла сделать, любовь еще жила в ней.

Она страдала.