Анхелика Фернандес - Когда сгорают мечты

Анхелика Фернандес

Когда сгорают мечты

Глава первая

Она рисует людей… Уставших и продрогших, счастливых и одаряющих все вокруг теплом, смеющихся и плачущих — разных. Главное, чтобы их эмоции были искренними, шли от самого сердца, окутывая тело душевной красотой.

Когда позволяет погода, Сессилия Де Вуа выбирается в парк, в котором хоть однажды, но побывал весь город: влюбленные парочки, ослепленные сиянием друг друга, почтенные старушки, украшенные мудростью, молодые женщины, познавшие радость материнства, отцы, устало возвращающиеся домой, где их ждет тепло и уют — Сессилия любит рисовать их всех. Слушая нежный шепот изумрудных листьев, или мерный шелест опадающих кленов, или сонную негу небольших сугробов, или игривую весеннюю капель, Сессилия приходит в этот парк и останавливает прохожих. «Можно я нарисую Ваш портрет», — она не боится отказа, ведь стоит человеку заглянуть в ее блестящие от восторга глаза, посмотреть на одухотворенное личико, как ответ сам срывается с губ: «Да».

Сессилия посмотрела на небо. Голубое и без единого облачка оно предсказывало, что сегодня выдастся прекрасный день. Освободившись после работы в галереи «Франсуа Бюше», она пришла в свой любимый парк, наслаждаясь легким дуновением ветерка. Сессилия могла находиться тут, сколько угодно, ведь дома ее никто не ждет. Родители погибли, когда ей исполнилось годик, а воспитывал ее старший брат, который сегодня уехал по делам в Лондон, предоставив ей волю на несколько дней.

В свои девятнадцать лет она добилась работы начинающей художницы в галереи у Франсуа, а также параллельно училась в академии художников. В будущем ее может ждать слава и успех.

Роман, ее тридцатидевятилетний брат, работающей секретарем в финансовой корпорации в Париже, вечно был недоволен ее выбором, считая это — позором для их славного рода дворян, но Сессилия не собиралась ему уступать. Она отличалась дерзостью и упрямством, потому и шла к своей цели.

Сессилия ловит прохожих, выбирая самых искренних, самых ярких, самых красивых. Выискивает в огромной толпе, выбирает, оценивает. И… находит жемчужину. Спокойный, уверенный в себе, излучающий тепло и заботу на все, что его окружает, но не святой: в уголках черных, как безлунная ночь, и гипнотизирующих своей дикой необычайностью глаз притаилась хитринка, а по губам бродит веселая усмешка; мудрый, это сразу бросается в глаза, — красивый… Красивый настолько, что у юной художницы впервые перехватывает дух и щемит прямо в сердце. Неуверенно улыбаясь, Сессилия делает несколько шагов прямо к неспешно гуляющему незнакомцу и останавливается, чувствуя, как пылают щеки. Ей кажется, что она сейчас в школе, как обычно, неуклюжая, стеснительная — еще шаг, и одноклассники засмеются. Однако наваждение уходит, а перед глазами предстает обеспокоенное лицо черноглазого красавца.

— Все хорошо? — озабочено спросил он, пристально разглядывая ее. Сессилия изо всех сил пыталась не слушать этот бархатный голос и, запинаясь, спросила:

— Можно, я нарисую Ваш портрет?

Она впервые не утверждает, а спрашивает, и безумно боялась отказа. Сессилия осторожно перевела взгляд на него. На его широких плечах небрежно был накинут расстегнутый серый кашемировый плащ, а белая рубашка подчеркивала его мускулистый торс. Черные брюки обтягивали длинные и стройные ноги. Рост Сессилии составлял пять футов и семь дюймов, но он был выше ее на двадцать сантиметров.

— Хорошо — хриплый голос вывел ее из размышлений, и счастливая улыбка коснулась ее губ.

Незнакомец присел на скамейку, и спокойно откинувшись, холодно произнес:

— Делай, что хочешь. Только не мешай мне отдыхать… И не шуми. Ненавижу шумных людей.

Утвердительно кивнув, шатенка откинула со лба шоколадные пряди и села на траву почти возле ног незнакомца. Она водила кистью, тщательно вырисовывая заостренные скулы, игривый блеск черных глаз, обаятельную ямочку на подбородке. И губы… Сессилия, смущаясь, выводила ровный контур полных чувственных губ, мысленно думая, скольким женщинам они подарили наслаждение.

Ветер играл с ее распущенными волосами, и Сессилия постоянно убирала пряди волос, падающих ей на лицо. Она не знала, почему он так повлиял на нее, ведь за ней пытались ухаживать много парней, но кого она отвергала несмышленых в жизни юношей. А со слишком настойчивыми ухажерами имел диалог ее ревнивый брат.

Она надеялась, что наступит такой день, когда она влюбится… Влюбится так, что каждый удар ее сердца будет предназначаться для него, а в ответ он будет дарить ей нежную любовь.

Сессилия была романтичной особой, и это прекрасно известно было ее брату, много раз читавшему ей лекции о том, насколько коварны представители сильного пола. Она догадывалась, как тяжело брату вести с ней такие разговоры, ведь это обязанность матери, но он отлично справлялся с ее воспитанием.

Последний штрих… Взмах кисти… И…

— Ваш портрет — смущаясь, протянула она ему листок бумаги и посмотрела на него. Равнодушие и безразличие сменилось некой растерянностью и удивлением, а уголки губ скривились в слабой улыбке.

— А у тебя талант — сказал он, вернув ей рисунок — Но есть один минус.

Сессилия привыкла слышать положительные отзывы о творениях, созданных ею, но не критику, поэтому удивлено приподняла тонкую бровь:

— А что не так?

— Все так — пожал плечами мужчина — Однако глаза не соответствуют оригиналу.

Сессилия сравнила его холодный и ледяной взгляд, от которого веяло незаинтересованностью и глазами, блестящими любовью и нежностью. Портрет выскользнул из ее рук, но незнакомец машинально подхватил его. Сессилия покраснела. Она не понимала, как допустила такую оплошность. Возможно, оттого, что она боялась изучающее смотреть на него, опираясь на собственное воображение. Может, в глубине души она мечтала видеть именно эти эмоции в его глазах?

Испугавшись собственным мыслям, Сессилия резко встала и прошептала:

— Прошу прощения, месье.

Она повернулась, собираясь уйти, как он схватил ее за руку, останавливая. От его прикосновения жар растекся по ее телу, а к щекам прилила кровь, но Сессилия заставила себя обернуться.

Он встал и подошел к ней так близко, что она чувствовала запах дорогого мужского одеколона с нотками апельсина и корицы и горячее дыхание. От такой смеси у нее закружилась голова.

— Я сохраню твой портрет.

Речь, словно исчезла, и она не могла вымолвить ни слова, а только смотреть в глубину черных глаз и сгорать во вспыхнувшем пламени.

— Я хочу отблагодарить тебя — хрипло выдохнул ей в губы он — Поцелуем, которого ты не забудешь никогда.