Сороковой день недели - Юлия Поселеннова
Кухня была небольшая по сравнению с остальными комнатами, и довольно безликая – те же светло-коричневые шкафчики и белые обои с прожилками золотого, длинный узкий стол, придвинутый к стене, и деревянные стулья с коричневыми бархатными сиделками. Мне всегда было страшно протереть их своими ягодицами, так как каким-то невообразимым способом они все еще были, как новые, хотя Леша сказал, что они старше его.
В тот день у меня был выходной, но надо было помочь Анне выбрать белье для нежной и страстной ночи, потом с ней же посидеть в кафе и выслушать все охи и ахи, после купить продуктов и приготовить плов, который я обещала свои новым «квартиродателям».
Пришла домой я часов в восемь вечера, разложила все продукты, переоделась и начала промывать рис. На кухню пришел Алексей, и, уткнувшись в телефон, стал жевать печенье из вазочки. Я не стала обращать на него внимание, так как очень часто он, когда я готовила, точнее, всю эту неделю, что Саша даже не звонил, он приходил на кухню за каким-то фигом и сидел со мной, пока я не накрывала на стол. Вот и сейчас он сделал вид, что очень увлечен какой-то игрой на телефоне, но в свою комнату идти и не собирался.
Тут дверной замок начали настойчиво ковырять. Я затихла и сделала Леше отмашку, чтоб молчал. Взяла нож побольше, и тихонько подошла к двери. Тут она распахнулась и на пороге появилась Мила в обнимку с какой-то ободранной перечницей неопределенного возраста в шляпке с пером и нафталиновом костюме времен моей бабушки.
– Ты че, Вика, зарезать нас хотела? – хохотнула Мила.
Я убрала нож на место.
– Кто-то ковыряется в замке, что я должна была подумать? – парировала я.
Перечница отцепилась от своей добычи и, икая, направилась к подростку, который хотел свалить из кухни.
– Боже, какой милый мальчик, – выдохнула перегар ему в лицо старая нимфетка. – А ты не говорила, что у тебя есть любовник, да еще такой молоденький. А это кто – указала костлявым пальцем она на меня, – твоя домработница? – но тут же потеряла ко мне интерес.
Леша тем временем пытался вырваться из железной хватки нафталиновой леди.
– Милочка, давай устроим тройничок, как зовут этого милого вьюношу?
Я первый раз в жизни видела, как глаза наливаются кровью прямо на глазах (прошу прощения за тавтологию). Мила вся побагровела, оскалила зубы и кинулась на неудавшуюся любовницу:
– Пошла вон отсюда, коза ободранная! Это мой сын, я за него глотку перегрызу! – она вытолкала перечницу, оравшую что-то типа: «Ты что, сумасшедшая!», и закрыла дверь так, что ветром сдуло занавески на кухни.
Леша в это время уже проскочил в свою комнату и закрылся.
– Видимо, плов свой ты будешь есть одна,– успокоившись и устало сказала Мила, кинула куртку в коридоре, отшвырнула туфли и направилась к себе.
Я все равно решила приготовить ужин, так как они захотят есть, если не сегодня, то завтра.
Я готовила и думала, что еще не все потеряно в этой семье.
XX
Не судите, да не судимы…
Саша должен был приехать на следующий день, то есть в понедельник. Это воскресенье было у меня выходным, а Мила смоталась куда-то с утра. Это не мое дело, куда, но Леша, выйдя утром, ну как утром, в часов 11, сказал, что она пошла навещать свою давнюю любовницу в психушку.
– Она от любви к ней с ума спятила. Преследовала ее на своем автомобиле везде, пока прав не лишили и не закрыли за преследования, – уточнил он, отправляя в рот только что испеченный мной пирожок.
– И зачем мне это знать? – спросила я, наливая сливки в кофе.
– Все мы ходим под Богом. Ей он послал вот такое испытание безумием. Кстати, вы не хотите со мной на службу сходить? Поверьте, вам понравиться.
В глубоком пубертатном периоде я мечтала стать журналисткой, но потом что-то пошло не так. Мое любопытство боролось с моей прагматичностью и мизантропией. Но я была уверена, что меня в секту не затянуть, и любопытство победило.
– Далеко? – спросила я.
– Нет, пару остановок. Спасибо! – он подскочил, и чуть было не обнял меня. Кружка в руке покачнулась, выплеснув несколько капель на свежевымытый пол.
– Я уберу – неловко отшатнулся от меня подросток и побежал в ванну за тряпкой.
Это была, конечно, не церковь. Небольшое помещение с люстрами в виде канделябров, построенное в форме и с закосом под католический храм. Службу я почти не слушала, мне интересны были люди. Леша сидел рядом со мной, и все время пытался схватить меня за руку в особом порыве проповеди. Сухой, как сломанная ветка, проповедник, вещал поставленным ораторским голосом какую-то главу из Библии, трактуя ее по-своему, люди, как зомбированное стадо, вторили ему, подаваясь вперед и отклоняя назад с возгласами ужаса или счастья. Мне это напомнило некоторые западные фильмы. В общем, чувствовала я себя не в своей тарелке и хотела, чтобы весь этот фарс побыстрее закончился.
Проповедник, с интонацией конферансье, объявил группу, которая играла тогда у Леши в наушниках. Они вышли, настроили гитары и запели. Зал встал и хлопал им все их выступление. Я упорно сидела на месте, за что схватила несколько десятков неодобрительных взглядов.
После всего ко мне подошел тот самый сучок-проповедник, поговорить. Он предложил мне чаю, но я отказалась.
– Вы пришли с какой-то своей болью, но не можете впустить Христа в душу? – скорее утвердительно сказал он. Я промолчала. – Поверьте, ваша жизнь измениться. Даже если сейчас вы не верите в это.
– А ваш христианский рок – это разве не грех? – наконец прервала я свое молчание.
– Бог внимает всем видам молитв, если они во славу Его.
– Я, пожалуй, пойду. – Сказала я, вставая.
– Вы вернетесь. – уверенно сказал сучок, отхлебывая чай.
Леша ждал меня в дверях. Не успела я надеть куртку, как ко мне подошла светящаяся пара с двумя детьми, мальчиком и девочкой. Девушка была снова беременна, муж держал ее за руку и смотрел любящими глазами.
– Извините – обратилась девушка, – вы, случайно, не Вика Андреева?
– Да, а мы знакомы?
– Я Юля, Савченкова, теперь у меня другая фамилия. Мы учились вместе до 8-го класса.
– Да, я тебя теперь вспомнила.
– Вика, моя жизнь стала сказкой,
